Она встала и написала Диане: «Ты можешь поговорить со мной?» Посмотрела на экран. Ответа нет.
Даже если бы Диане разрешили что-нибудь написать, сказать ей нечего. Еще одно оправдание. Минимум раз в неделю Оля повторяла, что исчезновение тех сестер их двоих не касается: пропали две маленькие девочки, пустоголовые; старшая только пошла в среднюю школу.
После уроков Оля предложила сходить в центр, а Диана опять заговорила про сестер. Как будто город виноват в их исчезновении. Оля попросила: «Позвони домой, вдруг разрешат». Пока дети, толкаясь, выходили на улицу, а учителя что-то кричали им вслед, Диана позвонила домой: «Хорошо, мам. Я знаю, она такая. Приду».
Она положила трубку, а Оля ответила: «Ты даже не попыталась». Подруга покачала головой: «Попыталась». Оля повторила: «Нет, не попыталась». Диана опустила голову так, что за белой челкой было не разглядеть глаз. В такие моменты она походила на альбиноса. «Мама сказала, она против того, чтобы мы гуляли вместе. Я слушаю, когда мне говорят, что делать». Это «я» прозвучало как упрек.
Оля не ответила ей, что если кто из них двоих и слушает, так это она. И вот доказательство.
Она слышала истинный смысл слов Валентины Николаевны. Плевать на пропавших девочек, они чужие люди. Она просто ненавидела Олю и ее маму, без причины, просто потому, что им хватило смелости жить самостоятельно.
К остановке, пыхтя, подъехал автобус. За передним стеклом подпрыгивала пластиковая табличка с описанием маршрута: он шел не в сторону Олиного дома, а в другой конец Петропавловска, в направлении судоремонтного завода и Завойко. Оля нащупала проездной. Можно сесть в этот автобус. Можно делать что угодно. Она одна.
И Оля села. Автобус повез ее мимо отделения полиции, больницы, цветочных ларьков и киосков, где продают пиратские DVD-диски; мимо новенького продуктового магазина, в котором можно купить яблоки из Новой Зеландии; мимо стадиона «Спартак». Олю со всех сторон обступили взрослые, она держалась за поручень-петлю. Было слишком людно, достать телефон она не могла, поэтому просто представила себе ту фотографию. Диана получилась плохо. Покатые плечи, белые угри. Одноклассница наклонилась, чтобы попасть в кадр; с одной стороны задралась юбка, обнажив ногу. Лица у всех четверых блестят из-за вспышки.
В проходе стояла пожилая женщина и смотрела на Олю. Может, думала о ее «вызывающем беспокойство» поведении. Девочка потрясла головой, чтобы спрятать лицо за спутанными волосами.
Когда автобус затормозил на следующей остановке, Оля вышла, расталкивая зазевавшихся пассажиров. Она выбралась из толкотни и заметила, что в центре города все еще людно. Вот памятник Ленину, у него развеваются полы пальто, а под памятником школьники катаются на велосипедах. Вот фасад администрации, а позади залитые закатным светом сопки. Вот вулкан, отсюда виден только его пик. Справа от Оли галечный пляж и бухта. Рядом Никольская сопка. Выхлопные газы автомобилей смешиваются в воздухе с запахом масла и соленой воды. Нужно вообще не иметь мозгов, чтобы дать себя похитить в центре города.
Оля проверила, на месте ли кошелек, и пошла в сторону киосков с едой.
– У меня восемьдесят шесть рублей, – сказала она продавщице, а та кивком головы указала на прейскурант. – Можно мне хот-дог?
– Он стоит сто десять.
– Можно тогда без булки?
Продавщица закатила глаза.
– Восемьдесят шесть, говоришь? За газировку и чай восемьдесят пять.
Оля положила деньги на прилавок и забрала один рубль, пригоршню пакетиков с сахаром и банку кока-колы. Минуту спустя ей дали мягкий стаканчик горячего чая. С напитками в руках, один горячий, другой холодный, она пошла по каменистому берегу к скамейке.
Позади нее ездили машины. Небольшие волны плескались о камни. Сначала Оля выпила газировку, прислушиваясь к прибою, гулу моторов, голосам мальчишек у памятника. Потом высыпала в стакан три пакетика сахара и выпила чай, запрокинув голову назад, чтобы сахарная гуща со дна сползла на язык. Сладкий песок в горле.
Людей становилось все меньше. Птицы полетели в сторону сопок. Солнечные блики играли на воде. Краны дальше на побережье стояли без движения. Крановщики давно дома, с семьями или друзьями.
Телефон оттягивал карман куртки. Оле не хотелось проверять ленту. Может, там появилось больше фотографий четырех подружек – голова к голове, например, или одна держит в руках лицо другой, а внизу подпись: «Лучшие подруги». Это пострашнее, чем чужак в городе.
Хотя, может, и нет никаких новых постов. Может, Валентина Николаевна отобрала у Дианы телефон после сегодняшнего разговора. Может, выгнала тех девчонок. Может, Диана прорыдает всю ночь, услышав, что сказала ее мать.
Завтра перед уроками Оля спросит: «Почему ты позволила ей так со мной разговаривать?»
Диана ответит: «Я не могла ее остановить. Она отобрала мой телефон и оттолкнула меня».
«Ты никогда ей не перечишь. Она больная на всю голову». Оле можно говорить откровенно, потому что с ней обошлись несправедливо, и Диане придется согласиться, хотя она столько лет делает вид, что у нее идеальная семья.