– Ну, это будет зависеть от того, появятся ли какие-то новые доказательства. И будет ли этого достаточно, чтобы раскрыть дело, если мы возобновим расследование. Я уверена, вы понимаете, что нам нужно иметь нечто большее, чем воспоминания о вашем детстве.
– Конечно я понимаю, – сказала Френсис. – Нора Хьюз позволила мне просмотреть все газетные вырезки, которые она сохранила.
– Вы нашли в них что-нибудь полезное? – поинтересовалась Каммингс.
Френсис покачала головой:
– Трудно сказать. Фотография Иоганнеса. Я… Я не видела это лицо уже двадцать четыре года. Он выглядел точно так же, как я его запомнила. Такой юный и такой испуганный. – Она сделала паузу. – Там были намеки… на извращение. Может быть, имелось в виду, что убийство само по себе является извращением, я не знаю… – Френсис не смогла заставить себя вслух озвучить вопрос, была ли Вин изнасилована. – Вы скажете мне, что было в отчете? – спросила она.
Каммингс долго смотрела на нее, потом решилась:
– Пятен крови во дворе лепрозория было совсем немного.
– Значит, она умерла не от… удара ножом? И не от побоев?
– Если и так, то это случилось не в том месте. Что касается найденной одежды… Это была одна туфля, панталоны, чулок и фрагмент ее юбки.
Каммингс говорила так быстро, будто хотела, чтобы слова звучали менее страшно, а последствия преступления были не такими ужасными. Френсис прикрыла глаза, почувствовав тошноту.
– Все детали одежды относятся к нижней части тела…
– Именно, – кивнула Каммингс. – Но опять же, все могло быть иначе… Не так, как кажется на первый взгляд.
– Тем не менее…
– В отчете, конечно, указывалось, что следователи подозревают… сексуальный мотив преступления. Но без тела Вин не было никакой возможности выяснить, как она была убита, и если это было убийство, где оно произошло. И теперь мы уже никогда не узнаем этого наверняка.
– Но они подозревали, что Иоганнес… изнасиловал ее?
– Иоганнеса долго допрашивали. Но он так ни в чем и не признался. Он сказал, что слышал снаружи шаги Вин и чьи-то еще, слышал какой-то звук… – Сержант сделала паузу, сверяясь со своими записями. – Звук, похожий на тяжелое дыхание. Однако Иоганнес не осмелился выглянуть наружу, и вскоре все стихло.
– Господи! – Френсис судорожно сглотнула. – Он все слышал… когда это произошло…
– Вероятно. А может, он солгал и напал на нее сам.
– На пороге своего убежища, в то время как больше всего на свете он боялся разоблачения? А потом, не зная адреса Вин, перенес тело на задний двор, где она жила, и закопал его, никем не замеченный? Притом что он никогда не выходил на улицу.
– Как вы можете быть уверены, что он не знал, где она живет, миссис… Френсис? Я помню, вы приводили мне свои доводы, но вам было всего восемь лет. Простите меня, но вы были слишком малы, чтобы понимать все, что происходило вокруг. Вы не можете знать, что у него творилось… в голове. Он был не в своем уме.
– Он был напуган. Я прекрасно помню, насколько он был напуган. Он никогда бы не вышел из лепрозория, чтобы последовать за ней или еще куда-нибудь. И он точно не был сумасшедшим.
– Я читала то, что вы рассказали о нем полиции. По крайней мере один раз он и вам причинил боль, когда решил, что его обнаружили. Так что он мог напасть и на Вин.
– Нет-нет, это не было нападением! Все было не так. – Френсис охватила досада. – Они извратили то, что я сказала! Я не знала, не понимала, к чему они клонят! Все эти вопросы… Он просто… иногда он так пугался, что впадал в панику. Он сам не понимал, что творит.
– То есть он был неуравновешенным человеком, верно? – тихо спросила Каммингс. – А может быть, Вин сама рассказала ему, где живет. Возможно, она описала ему дорогу до своего дома.
– Нет, она никогда бы этого не сделала. Да он и не спрашивал.
– Может быть, это произошло как раз тогда, когда Вин приходила к нему одна?
– Но она никогда не приходила к нему одна.
– Во всяком случае, она не стала бы ему ничего рассказывать. Он бы и не расспрашивал.
– Согласно показаниям Эбнера Вин часто приходила к нему одна, особенно в последние недели своей жизни.
Френсис с изумлением посмотрела на Каммингс. Даже сейчас, двадцать четыре года спустя, боль от предательства была острой. Она и Вин не должны были иметь секретов друг от друга, а Иоганнес был их общей тайной. Но Вин лгала ей и ходила к нему без нее.
Помолчав, Каммингс продолжила:
– Эбнер утверждал, что во время этих визитов Вин казалась ему другой. Встревоженной и очень тихой. Он говорил, что она, похоже, пряталась от кого-то.
– О Вин! – выдохнула Френсис.
– К несчастью для Эбнера, его признание в том, что Вин часто навещала его одна, только усилило подозрения.
– Но зачем ей это было нужно? Зачем? И почему она мне ничего не сказала?
– Этого я знать не могу. И боюсь, что в данный момент выяснить это невозможно. Ей было восемь лет. Дети не всегда понимают…