– Это был ты? – вдруг спросила она. – Я тебя узнаю, если увижу сейчас? Это был ты?
Несколько секунд она ждала ответа. Ни звука. Лишь кромешная тьма вокруг. Но Френсис знала, что не ошиблась.
– Я не боюсь тебя, – сказала она, пытаясь поверить своим словам. – Я… Я раскусила тебя.
Она вспомнила, как Пес рвался на поводке и лаял в пустоту улицы за ее спиной. И днем и ночью ее преследователь был рядом. Внезапно она поняла, что только что угрожала ему. У нее свело желудок, когда она повернулась и быстро пошла вперед, борясь с желанием побежать. Только у двери «Молодого лиса» Френсис с облегчением перевела дух. Длинное помещение в задней части паба представляло собой дорожку для игры в кегли, сделанную из полированных деревянных блоков, и матч был в самом разгаре. Собралось много народу, вокруг стоял шум и гам, а лица посетителей раскраснелись от выпитого. Чрезмерными возлияниями люди пытались заглушить свое горе и страх перед бомбардировками. Френсис заказала большую порцию бренди и устроилась в углу, прижимая бокал к груди, пока в руках не унялась дрожь. Все это не укладывалось у нее в голове: человек, следивший за ней, мужчина в госпитале, Кэрис с брошью Вин, странная немногословность Оуэна. Сколько бы она ни пыталась анализировать, единого смысла найти ей не удавалось. Но Френсис твердо знала, что все это связано со смертью Вин. И с теми вещами, которые она помнила и потом забыла. А также с убийцей, который не был пойман за все эти годы и все еще находился на свободе.
Оуэн был среди игроков в кегли, и Френсис стала ждать, пока он освободится. Она допила свой бренди, потом заказала себе еще одну порцию и наслаждалась тем, что затерялась в толпе; алкоголь туманил ей голову, от жара разгоряченных тел на лбу у нее выступили капельки пота. Отец Френсис тоже был в одной из команд. Каждый бросок сопровождался грохотом, столы были загромождены посудой, в воздухе стоял густой табачный дым. Отец Френсис похлопал Оуэна по спине, когда тот сбил кегли, и Френсис почувствовала острую боль от нахлынувших чувств: почти ностальгию и почти сожаление. Старое знакомое ощущение потери. Она сидела среди незнакомых людей и старалась ни о чем не думать. В суматохе субботнего вечера легко было стать одной из многих, человеком толпы. Никто не обращал на нее внимания; на время она перестала быть Френсис.
Барная стойка была усыпана обгоревшими спичками, и они напомнили ей о подарках Иоганнеса. Френсис попыталась вспомнить, что с ними стало, но их следы затерялись в водовороте того лета. Неужели она их выбросила? Или мать нашла их в ее шкатулке и уничтожила? Она не помнила, как они исчезли, забыла, когда видела их в последний раз. Шкатулка была полна удивительных вещичек, и все было замечательно, а потом все стало плохо и шкатулка оказалась пустой. Френсис постаралась вспомнить, что именно Иоганнес смастерил для них в последний раз, но ей это не удалось. «Посетите и другие места, где бывали в детстве. Может быть, вспомните что-то еще», – сказала ей сержант Каммингс. Мужчина из госпиталя, похоже, был связан с одним из таких мест, где она бывала в прошлом, когда-то давным-давно. Френсис задумалась, куда бы еще она могла пойти, поскольку лепрозорий оставался единственным местом, которое она не посещала с тех пор, как в последний раз видела Иоганнеса. Она складывала и сметала фигурки из горелых спичек на столешнице барной стойки, и вдруг в ее памяти всплыла совсем другая картина. И вместе с этим ее охватило чувство озноба и ощущение, что в дальнем уголке ее сознания зашевелилась какая-то черная тварь. Это была плотина в Уорли-Вейр.
– Ну что, поставила на них пару пенни? – весело спросил Оуэн, садясь рядом с ней.
Френсис подняла голову и с удивлением поняла, что игра уже закончилась.
– О, они столько не стоят, – ответила она. – Вы победили?
– А разве ты не смотрела? Мы их разгромили.
– Я просто… не уследила.
По глазам Оуэна Френсис поняла, что он тоже немного выпил. Его кожа блестела от пота, а на подбородке виднелась однодневная щетина, влажные волосы были растрепаны; от Оуэна исходил знакомый запах металла и машинного масла. Осознание его близости вызвало в ней внезапное острое желание. Она могла смотреть на кого угодно в этом людном месте и не замечать их присутствия, но, когда Оуэн был рядом, все менялось. Только он казался настоящим, в отличие от остальных.
– Я видел, как ты сидела здесь одна и наблюдала за всеми, – сказал он. – А почему ты не села рядом с теми женщинами?
– Я никого из них не знаю. Ждала тебя.
Френсис отвела взгляд, сожалея, что не может сказать ему ничего, что заставило бы его улыбнуться.
– Я ходила навестить Дэви на днях, но Кэрис… Она больше не позволит мне видеться с ним.
– Что?
– Так она мне сказала.
Френсис ожидала, что гнев снова вернется к ней при воспоминании о Кэрис, но бренди сделал свое дело. Она не почувствовала ничего, кроме печали.
– А потом я разозлилась и… сказала ей кое-что. Насчет Вин. Мы немного поссорились.
– О боже! – простонал Оуэн.