Исчезновение

  Это была как бы зеркальная версия Эмерсона Винслоу, но женского рода, превосходящая оригинал всем свом великолепием: белокурые волосы были собраны, будто свитый из проволоки шлем, зеленые глаза плясали и заигрывали со мной, в поиске объекта для шутки.

  - Моя сестра-близнец, - сказал Эмерсон. – Мое отражение под углом, Пол, к тому же идущее тебе навстречу. Только она - девочка.

  Он слегка коснулся ее плеча, лишь с исключительной нежностью.

  - Пейдж, - это – Пол Морё…

  - Хай, Пол, - сказала она, протянув мое имя в воздухе, будто оно было ярким воздушным шаром.

  Пейдж? Он назвал ее Пейдж [page – страница (англ.)]? У нее такое имя?

  Я снова почувствовал глупо: не мог говорить, двигаться. Я знал, что издам ужасный звук, и это надолго опозорит меня.

  - Лучшая страница благородного семейства, - произнес Емерсон. - Она поступила в школу-интернат при Файрфильдской Академии…

  - Это только я поступила, а ты – нет, - сказала она с сожалением. - Папа говорит, что только один из нас сможет быть готов к встрече с миром.

  Она произносила слова так же, как и Эмерсон – небрежно, незначительно, как будто все, что она говорила, на самом деле не имело ни какого значения.

  - Мне туда и не надо, потому что я не наделен каким-нибудь талантом, - подразнивая, сказал Эмерсон. – Честно говоря, мне и не в чем блеснуть. Это у тебя все выходит с блеском, за что бы ты не взялась, Пейдж.

  - С блеском, - ответила она, наделив определение Эмерсона  некоторым презрением, но, посмотрев на него с такой нежностью, будто она подумала, что все «с блеском» – это именно у него. И я пожелал такого же взгляда от нее, обращенного ко мне.

  И она будто прочитала мои мысли, повернулась ко мне и сказала:

  - Должно быть, ты сам можешь чем-нибудь блеснуть, если Эмерсон привел тебя к нам в дом.

  Она меня дразнила? Хоть и ни чем она не напоминала мне тетю Розану, эффект производимый ею на меня был примерно таким же: я одновременно почувствовал и жар, и холод, мне стало неловко, и я не знал, куда деть руки и глаза, но все это стало сопровождаться приятными ощущениями.

  - Пол, ты на что-то способен?

  - Каждый на что-то способен, - произнес Емерсон, спасая меня. – Пол – писатель, - и он повернулся ко мне. - Пейдж - балерина. Балет…

 Пейдж закатила глаза на потолок и посмотрела на меня, а затем скрестила глаза. И это выглядело великолепно.

  - Если бы она не была моей сестрой, то я бы ее не любил, а ненавидел, - сказал Эмерсон. – Все, что она делает, она делает настолько хорошо. И она может все…

  - Не все, - сказала Пейдж Винслоу, и вдруг сделала нечто неожиданное и прекрасное. Она скрутила трубочкой язык и показала это ему, что было хоть и ребячеством, но настолько отточено и подходило моменту, как и скрещенные в ответ на похвалу Эмерсона глаза. Мы засмеялись, все трое, и наш смех наполнил собой всю прихожую, и что меня удивило больше всего, так это то, что Эмерсон Винслоу представил меня своей сестре писателем, когда я стоял между ними в этом великолепном доме.

  - Мне нужно удалиться, - сказал Эмерсон, оглядываясь через плечо, и исчез за дверью одной из комнат, выходящих в эту прихожую.

  Я остался один с Пейдж Винслоу.

  Я не знал, что можно было сказать.

  - Что ты пишешь? - спросила она.

  - Рассказы, стихи… - я пытался владеть собственным голосом, надеясь, что он меня не подведет.

  - О чем? – в ее голосе было все ее внимание, будто для нее мой ответ имел самое большое значение.

  - О жизни, - ответил я. – О том, что я чувствую, что я вижу. О Френчтауне, где я живу, - я сделал паузу, чтобы спросить себя, не слишком ли много я ей раскрыл, вспомнив мисс Валкер и спросив себя, не обманываю ли я Пейдж Винслоу? На самом ли деле я был писателем или только пытался им быть?

  На ней была белая плиссированная юбка и свитер с вырезом на груди, прошитым по краю мягкими пастельными цветами, их можно было лишь только заметить: лиловый, синий, розовый - прозрачные цвета радуги. Ее волосы были даже не русыми, а почти белыми, контрастирующими с румянцем ее щек. Ее груди придавали свитеру нежную округлость. Я не знал, куда смотреть. И мне показалось, что я предаю тетю Розану.

  Я отчаянно пытался найти, что еще можно сказать, в то время как Пейдж Винслоу стояла рядом легко и непринужденно, будто бы ожидая от окружающего мира (или от меня) нового развлечения.

  - Ты пока еще дома…- продолжил я. – Занятия в Файрфильдской Академии начинаются позже? – «Начинаются?» Я походил на дурака, на Френчтаунского дурачка – глупого и тупого.

  - Дома я только до послезавтра. В течение года мы с Эмерсоном были не здесь - на континенте, - последнее слово было произнесено, будто как чья-нибудь цитата. – Неплохо звучит, правда? - спросила она искаженным тоном. - Все, что случилось, так это то, что мы отстали от других в школе. Я поступаю в Файрфильд почти в пятнадцать, и я ломаю эту чертову ногу - там в Италии, - она развела руками. - Теперь, как предполагается, я в полном порядке и готова учиться дальше…

  - Разве ты не хочешь учиться дальше?

  - Полагаю, что хочу. Я в этом не уверена. Вот Емерсону везет. Он знает, что он хочет.

  - И что же он хочет?