Исчезновение

– Я Бердяева перечитываю, выдающийся ум, так вот, пишет он, что русская душа – мистическая,  мучают ее бесы, легко поддается соблазнам, человек наш мутный, сам себя плохо понимает. Вековечно такой, неизменно мутный. Бердяев такой вывод подсказал: русские люди и власть круговой порукой связаны, злобные инстинкты, мелкие страстишки нажиться, не потратив усилий, пограбить, поворовать – это все внизу, в подвале, а на верхних этажах – то же самое, только в несоизмеримых масштабах. Ненависть и презрение – взаимны, однако народ лживую и подлую власть ненавидит глубже,  с мистическим ужасом, тем большим, что она – своя. Ненавидит и боится, и потому принимает такой, какая есть, ведь питается она тем же, чем живет народ. Сказано это, господа, столько лет назад,  но, согласитесь, будто о наших днях.

–  Мрачно больно, Миша, вас послушать, народ наш чуть ли не исчадие ада, но ведь есть и добрые люди, совестливые, честные, порядочные, взять нашу семью, разве мы мутные, что мы у кого украли?  Кира Васильевна учительствует за копеечную зарплату, Альбина  вкалывает за гроши, Владик тоже не миллионы гребет, один я – исключение, но моя история – особая, вы же понимаете…

– Я не о вашей семье, я в принципе… В  мутных людях всякое  намешано, к примеру, он с тобой выпивает, лучшим другом называет и внезапно ощерится злобной гримасой: “Ты меня уважаешь?”  Попробуй не так ответить, он ножиком пырнет, не задумается, или  табуреткой по кумполу.

– Многие мои коллеги, вроде образованные, интеллигентные, врачи все-таки, как рассуждают: при СССР нас боялись и уважали, а теперь Америка нас не уважает, – ввернула Альбина.

– Мне ребята вопрос задают: “Когда война с Америкой начнется?” – бросила Кира Васильевна, вернувшаяся в дом взять для внуков ягоды. – Я им: “Вы о какой войне говорите – ядерной? От  нас и от них ничего не останется, только пепелище радиоактивное”. А они смеются: “Вы, Кира Васильевна, паникерша – мы первыми ударим, пиндосам хана”.

– Тут вот в чем штука, – Жук налил водку в большую рюмку всклянь, выпил залпом и хрустул малосольным огурцом из  засола хозяйки дачи.  –  Простой человек, обыватель так называемый, как живет? Отработал, вернулся домой, уставился в “ящик”, пивка махнул, в выходные жена припахивает огород копать, сажать всякую овощ – кормиться- то надо, дети канючат:  купи то, купи это, а бабки откуда взять? Остонадоело, одно и тоже каждый день, скука, а “ящик” вещает:  весь мир против нас, значит, и против меня, и человек радуется, счастлив, горд, что вместе с остальными с мировым злом борется. Мы – против всех, выходит, чего-то стоим, раз нас, русских, боятся…

– Семья у нас замечательная, антисоветчики сплошные, и как ты, батя, такое безобразие терпишь? – Владик с ехидцей легкой.

– Вы меня в свою кампанию не записывайте, – возразила Кира Васильевна. – Я слушаю, мне интересно, особенно то, что вы, Михаил, излагаете, но я не со всем согласна.

– И на том спасибо, что не со всем, – заметил Яков Петрович. – А как мне прикажете реагировать:  на службе одно слышу, дома – другое… – поддержал тон сына, то ли в шутку, то ли всерьез.

– Не стоило мне Бердяева вспоминать, – начал неловко извиняться Михаил.  Похоже, в нем как следует  торчало.

– Да нет, пожалуйста, мы люди свои, с нами обо всем говорить можно. С другими – не советую. О вас, Михаил, кое-где уже известно, меня просили вас предупредить – поосторожнее будьте, ладно?

Над столом повисла неловкая тишина. Задержавшаяся на пороге жена с глубокой тарелкой садовой малины  смотрела с укоризной:  зачем при всех, мог бы наедине сказать. И в самом деле, зачем? – ругал себя, – вырвалось само собой, тоже выпил, видать, лишку.

Жук помрачнел, складки на лице стали, казалось, еще глубже, он снова наполнил рюмку.

– Ваше пожелание принял, постараюсь исправиться. Лучше вам меня не принимать, не то беду на себя накликаете…

– Прекрати ерундить! –  вскипела Альбина. – Ты мой друг, у меня в гостях, а ты, отец, зря Мишу пугаешь, он не из трусливых.

– Да не пугаю – оберечь стараюсь. Чего ты взъелась?

– Работа у тебя такая, я понимаю, но мы ничего особенного не говорили, многие о том же самом спорят: сколько еще этот ВВ продержится – страну до ручки довел…

– Так-таки многие? – скривился Владик. – А рейтинг вождя?

Альбина махнула рукой, точно от мухи назойливой отбивалась: сам знаешь, с какого потолка цифры берутся; это как на выборах.

– Друзья, не ссорьтесь: если ВВ проводят на заслуженный отдых, мне-то что делать? Придется вместе с ним на покой, – и Яков Петрович натужно улыбнулся.

Сказано было с бесхитростной простотой и одновременно с робкой надеждой, что не произойдет в ближайшее время, хотя произойдет обязательно – все кругом скукоживается на глазах, вчерашняя уверенность оборачивается разочарованием и растерянностью.