Грант рассмеялся; хорошее настроение вернулось к нему.
– Да, конечно. Театр абсурда, а не трезвая историческая наука. Вот почему историки меня поражают. У них, кажется, совсем нет чувства реальности; людей они видят как плоские картонные фигурки на схематичном фоне.
– Наверное, когда все время возишься с древними рукописями, до людей просто руки не доходят. Я имею в виду не персонажей этих рукописей, а просто живых людей. Из плоти и крови. И как они ведут себя в жизни.
– Как бы ты сыграла ее? – спросил Грант, помня, что Марта должна профессионально разбираться в мотивации человеческих поступков.
– Кого?
– Женщину, добровольно покинувшую монастырь и примирившуюся с убийцей своих детей за семьсот марок в год и право присутствовать на королевских приемах.
– У меня бы не получилось. Такие попадаются разве что у Эврипида или в сумасшедшем доме. Ее можно играть только как последнюю дрянь. Знаешь, из этого выйдет отличная пародия на романтическую трагедию. Из тех, которые пишут белым стихом. Надо будет как-нибудь попробовать – на благотворительном утреннике или еще где-нибудь… Надеюсь, ты любишь мимозу… И кто только придумал женщину, которая водится с убийцей своих детей?!
– Никто ее не придумывал. Елизавета Вудвилл в самом деле приняла пенсию от Ричарда. Ее дочери посещали балы во дворце, а она писала другому своему сыну, от первого брака, Дорсету, чтобы он возвращался домой из Франции и помирился с Ричардом. Как предполагает Олифант, она либо боялась, что ее силой вытащат из убежища (ты когда-нибудь слышала, чтобы человека насильно лишали церковной защиты? За такое сразу же полагалось отлучение, а Ричард был весьма примерным католиком), либо ей наскучила монастырская жизнь.
– А что ты думаешь по поводу этих странностей?
– Совершенно очевидно, что принцы были еще живы и здоровы. На другое никто из современников и не намекает.
Марта придирчиво осмотрела расставленные веточки мимозы.
– Да, верно. Ты рассказывал, что подобного обвинения не было и в том Билле об опале… После смерти Ричарда, я хочу сказать, – поправилась актриса, переведя взгляд с мимозы на портрет, затем на Гранта. – Значит, ты и в самом деле думаешь, что Ричард не имеет никакого отношения к смерти мальчиков?
– Я совершенно уверен, что они были в полном здравии, когда Генрих прибыл в Лондон. Ничто не может объяснить тот факт, что он не воспользовался случаем поднять шумиху, если мальчики и в самом деле исчезли. У тебя есть другие предположения?
– Нет, конечно нет. Это совершенно необъяснимо. Я всегда полагала, что разразился жуткий скандал и что смерть принцев стала основным пунктом обвинений против Ричарда. Да, ты и мой кудрявый ягненочек чудесно проводите время! Предлагая тебе заняться расследованием, чтобы скоротать время, я и не думала, что вношу вклад в переосмысление нашей истории. Да, чуть не забыла – за тобой охотится Атланта Шерголд.
– За мной? Мы никогда не встречались.
– Да. Она просто мечтает растерзать тебя. Говорит, что Брент пристрастился к Британскому музею, как наркоман к своему зелью. Никакими силами не вытащить его оттуда. А когда это ей удается, мысли его все равно витают в Старой Англии. На нее не обращает внимания, даже перестал бывать на каждом представлении «По морю в корыте». Ты часто видишь Брента?
– Он ушел за несколько минут до тебя. Но в ближайшие дни он вряд ли даст о себе знать.
Грант, однако, ошибся.
Перед самым ужином ему принесли телеграмму от Брента.
ПРОКЛЯТЬЕ ПРОКЛЯТЬЕ ПРОКЛЯТЬЕ ТЧК СЛУЧИЛОСЬ НЕПОПРАВИМОЕ ТЧК ВЫ ПОМНИТЕ ХРОНИКУ ЛАТЫНИ КОТОРОЙ Я ГОВОРИЛ КОТОРУЮ ПИСАЛ МОНАХ КРОЙЛЕНДСКОМ АББАТСТВЕ ТЧК ТОЛЬКО ЧТО ВИДЕЛ ЕЕ ТЧК ПРИВЕДЕНЫ СЛУХИ СМЕРТИ МАЛЬЧИКОВ ТЧК ХРОНИКА НАПИСАНА РАНЬШЕ СМЕРТИ РИЧАРДА ТЧК МЫ ПОГИБЛИ ТЧК ОСОБЕННО Я ТЧК МОЯ КНИГА НИКОГДА НЕ БУДЕТ НАПИСАНА ТЧК РАЗРЕШАЕТСЯ ЛИ ИНОСТРАНЦАМ ТОПИТЬСЯ ТЕМЗЕ ИЛИ ЭТО ПРИВИЛЕГИЯ АНГЛИЧАН ТЧК БРЕНТ
Наступившую тишину нарушил швейцар, принесший телеграмму:
– Она с оплаченным ответом, сэр. Вы будете отвечать?
– Что? Нет, нет… не сейчас. Потом.
– Очень хорошо, сэр, – промолвил швейцар, уважительно взглянув на телеграмму в два листа; в его семье обычно удавалось ограничиться одним листом. И он удалился, на этот раз не напевая.
Грант стал размышлять над сведениями, переданными ему с истинно американской экстравагантностью. Он снова перечитал телеграмму.
– Кройленд… – протянул он в задумчивости. Почему это название встревожило его? Оно ему еще не встречалось. Кэррэдайн упоминал просто о какой-то монастырской хронике.