Исчезновение Стефани Мейлер

– По-моему, Джеремайя так боялся тюрьмы из-за своей клаустрофобии. Говорил, что для него невыносима сама мысль о том, чтобы сидеть взаперти. Ездил он почти всегда не на машине, а на громадном мотоцикле, никогда не надевал шлем. Каждый вечер проделывал один и тот же путь: около полуночи, редко позже, выезжал из клуба и ехал по тридцать четвертому шоссе, оно идет по прямой почти до его дома. Всегда несся как полоумный. Считал себя свободным, непобедимым. Чаще всего он был пьян. Я всегда думала, что когда-нибудь он убьется на своем мотике. Но мне и в голову не могло прий ти, что он расхреначит себе башку в одиночестве и сдохнет на обочине, как собака, после долгих часов агонии. Врачи в больнице сказали, что, если бы его нашли раньше, он бы, может, и выкрутился. В жизни не испытывала такого облегчения, как когда мне сказали, что он умер.

– Вам что-нибудь говорит имя Джозеф Гордон? – спросил я. – Он до июля 1994 года был мэром Орфеа.

– Джозеф Гордон? – повторила Вирджиния. – Нет, ничего не говорит, капитан, а почему вы спрашиваете?

– Он был коррупционером, я подумал, вдруг он был связан с Джеремайей.

– Знаете, я никогда не совала нос в его дела. Меньше знаешь – крепче спишь.

– Что вы делали после смерти Джеремайи?

– То единственное, что умела делать, – продолжала петь в “Ридже”. Мне хорошо платили. Этот кретин Костико по-прежнему там.

– Занимается теми же делами?

– Занимается клубом. Делишки Джеремайи прекратились после его смерти. Костико далеко до ума и размаха Джеремайи. Все работники подворовывают, он один ничего не замечает. Даже в тюрьму попадал за какие-то мелкие спекуляции.

От Вирджинии Паркер мы отправились в клуб “Ридж”. Заведение открывалось под вечер, но внутри какие-то работники, не особо усердствуя, занимались уборкой. Клуб находился в подвале, как в старину. По одной лишь вывеске можно было понять, почему это место в 1994 году было модным, а в 2014-м устарело. У стойки мы заметили здоровяка лет шестидесяти, из тех крепышей, что дурно стареют. Он принимал ящики с алкоголем.

– Кто вас пустил? – разозлился он, увидев нас. – Мы открываемся в шесть вечера.

– Вип-посетители, цыпочки, – ответил Дерек, показывая полицейский жетон. – Это вы Костико?

Мы сразу поняли, что не ошиблись: тот припустил с места, как заяц. Промчался через зал и кинулся в коридор, ведущий к пожарному выходу. Бегал он быстро. Мы с Анной бросились его догонять, а Дерек кинулся к главной лестнице. Костико, перепрыгнув несколько узких ступенек, выскочил через дверь наружу и исчез в ослепительном свете дня.

Когда мы с Анной в свой черед оказались на улице, Дерек уже обездвижил толстого Костико на парковке и застегивал на нем наручники.

– Ну ты даешь, Дерек, – сказал я, – все твои рефлексы на месте!

Он улыбнулся счастливой улыбкой:

– Снова побыть опером полезно для здоровья, Джесси.

Костико звали Коста Суареш. Отсидел он за торговлю наркотиками, а удирать бросился как раз из-за пухлого пакетика с кокаином, оказавшегося у него в кармане. Судя по количеству, он явно продолжал им приторговывать. Но нас интересовало не это. Мы хотели допросить его как следует, пользуясь тем, что застали его врасплох. Допрос проходил прямо в клубе. Там была подсобка с табличкой на дверях: офис. Комната была именно такой, как ее описывала Вирджиния, – холодной, без окон. С раковиной в углу, под которой стоял старый медный таз.

Допрос вел Дерек.

– Нам плевать, чем ты торгуешь у себя в клубе, Костико. У нас к тебе вопросы по поводу Джеремайи Фолда.

– Со мной уже двадцать лет никто про него не говорил, – удивился Костико.

– Тем не менее ты хранишь о нем память, – отозвался Дерек. – Значит, это здесь вы занимались своими мерзостями?

– Это Джеремайя был любитель всяких глупостей. По мне, так я бы предпочел добрые старые кулаки.

И Костико продемонстрировал нам свои толстые пальцы в тяжелых металлических перстнях с шипами. Да уж, умом он не блистал. Но ему хватило здравого смысла, чтобы понять: лучше рассказать нам все, что мы хотим знать, чем оказаться в полиции за хранение наркотиков. Выяснилось, что Костико никогда не слышал про мэра Гордона:

– Гордон? Мэр? Мне это имя вообще ничего не говорит.

Поскольку Костико утверждал, что у него плохая память на имена, мы показали ему фото мэра. Но он его не узнал:

– Этот парень сюда ни разу не заглядывал, точно. Я лиц не забываю. Уж поверьте, если б я его когда встретил, узнал бы сразу.

– Значит, он никак не связан с Джеремайей Фолдом?

– Точно нет. Я тогда в курсе всего был. Джеремайя сам никогда ничего не делал. Пускай про меня тогда все за спиной говорили, что я кретин, Джеремайя мне доверял.

– Мог ли Джозеф Гордон быть одной из ваших шестерок, если не имел с вами дела напрямую?

– Нет, невозможно. Я б его лицо запомнил. Говорю ж, у меня память как у слона. Потому Джеремайя меня и ценил: он никогда не оставлял письменных следов. Вообще никаких. Но я и так все запоминал, все приказы, лица, цифры. Да и вообще Орфеа была не нашей территорией.

– Тем не менее вы вымогали деньги у Теда Тенненбаума, владельца кафе “Афина”.

Услышав это имя, Костико явно удивился.