Исчезнувшая армия царя Камбиса

Зажав в руке листок радиограммы, мальчик мчался через лагерь. Бросилось врассыпную стадо коз, однако бежавший даже голову не повернул в их сторону. У палатки своего господина он на мгновение замер, откинул клапан входа и, не переводя дыхания, нырнул внутрь.

В палатке, которая освещалась единственной керосиновой лампой, висел густой дым. Поджав под себя ноги, Саиф аль-Тхар восседал на ковре с раскрытой книгой в руках. Он был абсолютно неподвижен, со стороны лидера фундаменталистов можно было принять за каменную статую.

— Они нашли ее! — не пытаясь скрыть возбуждения, выкрикнул мальчик.

Саиф опустил на колени книгу, повернул к пареньку бесстрастное лицо.

— Написано, Мехмет: мужчина должен быть сдержанным всегда — как в несчастье, так и в радости. Совершенно ни к чему повышать голос.

— Да, господин. — С покаянным видом мальчик склонил голову.

— Написано также, что мы должны ликовать, испытывая на себе милости Аллаха. Поэтому не стыдись своих чувств, но держи их под контролем, Мехмет. Под вечным контролем. Это поможет тебе не сбиться с пути истинного, стать самому себе господином.

Он протянул руку, и паренек вложил в нее радиограмму. Саиф аль-Тхар развернул листок, принялся читать. Закончив, аккуратно сложил бумагу, опустил ее в карман халата.

— Говорил ли я тебе о том, что мы избраны Богом? Пока мы тверды в нашей вере и полагаемся на Его промысел, для нас не существует ничего невозможного. Вот оно, исполнение желаний. Сегодня великий день, Мехмет.

Неожиданно на лице Саиф аль-Тхара появилась широкая улыбка. Таким своего господина мальчик еще не видел; сердце в его груди затрепетало. Захотелось пасть ниц, целовать наставнику ноги, говорить слова любви и признательности за все то, что он, бесподобный, сделал для голодного, никому не нужного волчонка.

Но Мехмет не позволил себе проявить слабость. На пути к Аллаху он обязательно станет сам себе господином. Слова наставника все еще звучали в ушах, преподанный урок был услышан.

Мальчик лишь улыбнулся в ответ, хотя его душа пела от радости.

По-видимому, Саиф понял, что испытывает его юный почитатель. Встав, он положил на плечо Мехмета тяжелую ладонь.

— Хорошо. Аллах непременно вознаградит своего радивого ученика. И обязательно покарает нерадивого. А теперь ступай, скажи нашим людям, чтобы готовились. Как только узнаем место, нужно будет начинать переброску оборудования.

Паренек кивнул и направился к выходу. Уже подняв клапан, он обернулся.

— Скажи, господин, мы остановили зло? С кафирами покончено?

Улыбка Саиф аль-Тхара сделалась еще шире.

— Пока нет, Мехмет, но очень скоро. Разве они смогут сопротивляться, если на помощь нам спешит целая армия?

—Аллах-у-акбар! Велик наш Господь!

— Истинно так. Велик настолько, что никому из нас не дано этого постичь.

***

Когда мальчик вышел, Саиф аль-Тхар вновь взял в руки книгу. Его пальцы нежно погладили истертую кожу переплета. Текст оказался не арабским и даже не английским, а греческим. Греческие буквы были вытиснены и на переплете: — «История Геродота».

Подвернув фитиль лампы, Саиф раскрыл толстый том и с тихой радостью погрузился в чтение.

30 ЛУКСОР

В Луксор поезд прибыл около восьми часов утра. После приснившегося кошмара Халифа уже не смыкал глаз и, выходя из вагона, чувствовал себя совершенно разбитым. Необходимо было поехать домой, освежиться.

Жизнь в городе уже кипела. Во второй половине дня начинались празднества в честь Абу эль-Хаггага [32], и нетерпеливые жители с утра собирались группами на площадях, толпились вокруг украшенных разноцветными флажками киосков, где шла бойкая торговля кока-колой, сладостями и традиционными головными уборами — фесками. Ежегодно Юсуф принимал деятельное участие в празднике, однако сегодня его голова была занята совершенно другими вопросами. Закурив, он торопливо зашагал по улице аль-Махатта, не удосужившись хотя бы взглядом окинуть суетливых гуляк.

Инспектор жил в пятнадцати минутах ходьбы от центра города, в доме из скучного серого бетона, который ничем не выделялся из монотонного ряда себе подобных. К приходу отца Бата и Али уже отправились в школу, а самый младший, тоже Юсуф, мирно сопел в колыбельке. Халифа принял душ и прошел в кухню; Зенаб, налив в чашку кофе, готовила мужу бутерброды с сыром. Он с удовольствием смотрел на ее стройную фигурку: пышные, черные как смоль волосы, высокая, не утратившая формы грудь, крутые бедра. Временами инспектор забывал, насколько ему повезло с женой. Родители Зенаб были против их брака: еще бы, избранником дочери оказался безвестный полунищий студент. Но девушке хватило воли настоять на своем. Воспоминания о годах юности заставили Юсуфа улыбнуться.

— Что тебя вдруг развеселило? — спросила Зенаб, ставя на стол блюдо с нарезанными помидорами.

— Так… А помнишь, как я за тобой ухаживал? Как возражали твои родственники, и ты заявила им: либо он, либо никто?

Зенаб села рядом.

— Жалею, что пошла наперекор. Не будь я такой упрямой, вышла бы замуж за президента.