Единственное сохранившееся описание того, как распространялся огонь, принадлежит Лукану. Осажденный в царском дворце, Цезарь «приказывает забросать корабли, готовые к бою, факелами, пропитанными смолой». Поскольку одна из стен дворца выходит на обрывистый берег (тщетно Акилла штурмовал ее с моря, используя корабли), можно представить, что факелы, пропитанные смолой, бросались именно с этой стороны. «Пламя не замедлило заняться, — продолжает Лукан, — пожирая снасти и дощатые палубы, сочащиеся воском». В то время как ближние корабли, охваченные огнем, начинают тонуть, «пламя перекидывается на другие суда. Здания, расположенные у воды, тоже начинают гореть». Ветер «усугубляет беду; языки пламени, подхваченные его порывами, бегут по крышам со скоростью метеора». «Бедствие отвлекает толпу осаждающих от дворца: они бросаются спасать город». Цезарь пользуется передышкой, какую предоставляет ему пожар, и перебирается на Маяк. Там, занимая господствующее положение над морской гаванью, он дожидается вожделенных подкреплений.
Разгораясь вдали от царского квартала, пожар, следовательно, отвлек осаждающих. Огонь, очевидно, в первую очередь поразил портовую зону: арсеналы и, кроме того, склады-хранилища «зерна и книг». В зданиях, непосредственно примыкавших к портовым постройкам, к моменту пожара находились «волею случая» около сорока тысяч книжных свитков превосходного качества. Подробными сведениями об этом мы обязаны, соответственно, Диону Кассию и Орозию, двум авторам, которые — как, собственно, и Лукан — почерпнули соответствующий материал у Тита Ливия. Цезарь, однако, в отчете, им самим составленном, о начальных этапах войны в Александрии, хотя и упоминает поджог кораблей, даже распространяется о его стратегической важности, вовсе не касается уничтожения товаров (зерна и книг), находившихся в портовых складах. Мало того: легат Цезаря, который продолжил «Комментарии» после его смерти, расхваливает строительный материал, который использовали в Александрии, именно потому, что он загорается с трудом.
Поскольку исключено, чтобы хранилища Мусея находились вне царского квартала, да еще были бы расположены в порту, рядом со складами зерна, излишне говорить, что обратившиеся в дым свитки не имели ничего общего с царской библиотекой. О свитках Мусея Орозий, конечно, не сказал бы, перефразируя Ливия, что они там оказались «волею случая». Значит, это были товары. Товары, предназначенные для богатого и требовательного внешнего рынка: для Рима, например, и для других культурных столиц; для удовлетворения их запросов и работали беззастенчивые книготорговцы Александрии, которых Тираннион сравнивал, невысоко их ставя, с книготорговцами Рима.
XIII
Третий посетитель
Итак, царская библиотека не пострадала во время этого конфликта, первого, который случился на улицах столицы Птолемеев. Не было никакого «разграбления» Александрии. Окончательную победу Цезарь одержал, когда наконец подошли подкрепления, и случилось это вне городских стен. Устранив Птолемея, который утонул в Ниле, Цезарь посадил на трон Клеопатру, а рядом с ней, в качестве официального супруга, другого ее брата, Птолемея XIV. В действительности соправителем сделался он сам, и Клеопатра предусмотрительно родила от него сына, которого александрийцы в шутку называли «Цезаренком» (Kaisarion). Во всяком случае, она убедила Цезаря, что сын от него.
Известно, насколько эта неожиданная идея Цезаря стать царем Египта, раз уж он не мог открыто осуществить нечто подобное в Риме, обеспокоила его так и не смирившихся врагов и даже часть его приверженцев. На самом деле, если взглянуть на вещи с другой точки зрения, отличной от той, какой придерживались римские сенаторы и всадники, для которых весь остальной мир был всего лишь дойной коровой, а увлечение Цезаря Клеопатрой — досадным инцидентом, следует признать, что уже несколько веков Египет не имел такого значения и не пользовался таким престижем, как при этой царице. Именно поэтому через несколько лет, когда Цезарь был устранен, ей пришлось постараться, чтобы она и Антонию показалась charmante. Последний, как известно, был в интеллектуальном плане попроще Цезаря и менее требователен; тем не менее он постарался произвести рядом с Клеопатрой соответствующее впечатление. Злые языки твердили, будто бы он решил подарить ей, помимо всего прочего, двести тысяч свитков из библиотеки Пергама. Эта клевета (что же иное?) была направлена на то, чтобы высмеять невежду, который собирался подарить (за счет Римского государства) книги царице, уже владевшей самой большой, самой знаменитой библиотекой мира.