Исчезнувшая библиотека

Но то, что Нелей с чувством собственного достоинства удалился в Троаду, увозя с собой живое слово учителя, не могло остаться незамеченным, особенно если учесть, что у Птолемея Филадельфа созрел план создания всемирной библиотеки. Филадельф имел все основания ожидать, что этот план поддержит его бывший наставник, ставший главой перипатетической школы. Но добрейший Стратон мог только направить своего бывшего ученика, ныне монарха, к неуступчивому Нелею. К этому человеку немедленно было отправлено посольство, в надежде заполучить от него за деньги то, чем соученики не смогли завладеть во имя верности науке. Но Нелей провел посланцев царя Египта. Он продал им какие-то копии наименее значительных трактатов, множество трудов Теофраста, которые отнюдь не являлись лакомым куском, и прежде всего книги, принадлежавшие Аристотелю. Он поймал царских посланцев на слове, заверив их, что, да, у него имеется «библиотека Аристотеля», но именно его личная библиотека, книги, которыми учитель располагал и с которыми он, Нелей, хоть и с болью в душе, готов расстаться.

В Александрии обман раскрылся не сразу, и в каталогах царской библиотеки появилась запись: «В царствование Птолемея Филадельфа были приобретены у Нелея из Скепсиса книги Аристотеля и Теофраста».

VII Симпосион мудрецов

Аристей воспользовался обстоятельствами. Едва Птолемей согласился на предложение осуществить перевод еврейского закона, как Аристей тут же поставил перед ним животрепещущий вопрос. «Еврейский закон, — изрек царедворец, — который мы готовы не только переписать, но и перевести, имеет силу для всех евреев; как же тогда объяснить, что в то время, когда затевается столь великое предприятие, многие евреи в твоем царстве томятся в неволе?»

Момент был хорошо выбран, при разговоре присутствовали также Сосибий из Таранта и Андрей, начальники царских телохранителей, с которыми Аристей уже обсуждал эту проблему и заручился их поддержкой. Маневр был проведен так ловко, что можно предположить, будто Аристей нарочно проявил инициативу относительно перевода (имея в виду амбиции монарха, он был уверен в успехе), с единственной целью — сей же час поставить вопрос о несоответствии такового начинания с тем обращением, какому подвергаются депортированные евреи.

Аристей не преминул воззвать к великодушию монарха, после чего умолк, ожидая ответной реакции. Когда беседа возобновилась, на какой-то момент показалось, будто она в точности повторяет ту, недавнюю, относительно свитков.

«Как ты думаешь, сколько их тысяч?» — спросил Птолемей у Андрея (имея в виду евреев, а не свитки). И тот, с готовностью, показавшей, что вопрос отнюдь не застал его врасплох, ответил:

«Чуть более ста тысяч».

«Немногого просит у нас добрый Аристей!» — заметил Птолемей с иронией, готовый тем не менее уступить, видя благосклонное отношение к проблеме двух верных слуг.

Невольники были выкуплены за определенную плату, переданную держателям «царского банка». Это благодеяние не распространялось на пленников, захваченных Сотером во время похода на Сирию, но касалось всех евреев, уже живших в Египте или депортированных туда до или после сирийского похода. «Мы убеждены, — уточнялось в указе об освобождении, — что те люди были обращены в рабство против воли нашего отца и вопреки всякому праву, только лишь по произволу солдат». Таким образом вроде бы и не развенчивались действия предшествующего монарха.

Освобождение депортированных евреев послужило Птолемею верительной грамотой в отношениях с Елеазаром, первосвященником Иерусалима.

Мы вернули свободу более чем ста тысячам евреев, — заявляет Птолемей в послании, в котором просит направить к нему опытных переводчиков, — самых сильных зачислили в войско; способных занять место рядом с нами, выказавших себя достойными доверия, каковое требуется от придворного, сделали чиновниками. /…/ Мы решили оказать благодеяние этим и всем другим евреям, — продолжает он, — в разных частях света, равно как и тем, кто родится после, а потому вознамерились просить перевести на греческий язык с еврейского ваш закон, дабы он нашел себе место в нашей библиотеке, рядом с другими царскими книгами.