Исчезнувший

Оказалось, все совсем не страшно. Я был дома и лежал в собственной кровати. Небольшие сомнения вызывала золотистая голова, покоившаяся на соседней подушке, но такое иногда случается, и, полагаю, не только со мной, так что это не повод впадать в панику. К тому же, приподнявшись на локте для лучшего обзора, я определил, что обладательницей золотистой головы является давешняя медсестра Леночка. Накануне она все время была прикрыта сверху колпаком, так что с определением цвета волос возникали определенные сложности. Оказалось, очень даже приятственный цвет.

Оставалось определить, какого рожна она делает в моей кровати. Нет, даже не так. Какого рожна она в ней делает, я знал наверняка. Что могут делать в кровати мужчина и женщина детородного возраста? Дрыхнуть, разумеется. Хотелось понять, как она — да и я, собственно, — оказалась в моей квартире, если последнее воспоминание, которое, не напрягаясь, можно было вызвать, касалось больницы.

Кряхтя, я выбрался из постели и ушел в кухню. Не то, чтобы там лучше вспоминалось — просто хотелось вскипятить воду для кофе, поджарить омлет. Короче, попытаться начать жить полноценно. А разборки с памятью — это уже, так сказать, сопутствующее.

Пока в кофейнике грелась вода, а на плите прокаливалась сковорода, я посетил ванную, где слегка постоял под душем. Сперва холодным, потом горячим. Я не мазохист, просто давно заметил, что от такого душа быстрее прихожу в себя. Хотя, повторюсь, и без того не очень страдал с похмелья. Просто слегка одеревенело тело и чувствовалась легкая тяжесть в голове. В остальном самочувствие было на удивление хорошим. Наверное, водка попалась качественная. А что до Бориного спирта — тут и вовсе вопросов не возникало.

Вернувшись в кухню, я принялся возиться у плиты. Память постепенно возвращалась. К примеру, вспомнил, почему оказался дома, причем, вместе с Леночкой. Просто ночью, приблизительно в районе трех часов, мне вдруг пришла в голову мысль, что она — единственная, кто видел убийц Ломанова. И я заподозрил, что они решат не оставлять живого свидетеля, постаравшись избавиться от него как можно скорее. Это было бы наиболее логичным ходом с их стороны.

По осознании этого во мне проснулось непреодолимое желание защитить Леночку во что бы то ни стало, от кого бы то ни было и любыми подручными средствами. Самым разумным на тот момент выглядел вариант забрать ее к себе домой и, в случае чего, занять там круговую оборону. Но прежде медсестру обуяла жажда любви, и мы долго скитались по темным коридорам и лестницам ночной лечебницы, выискивая подходящее место. Поскольку свободных палат в наличии не оказалось, пришлось заниматься этим делом в каком-то обесточенном на время ремонта лифте. Процесс был, как всегда, приятен, но его осуществление происходило в очень неудобной позе. При одном воспоминании о которой у меня заболели ноги.

А потом я пошел к бородатому Боре, наврал ему, что девушке плохо — хотя на тот момент ей было на удивление хорошо, — и уговорил отпустить ее домой. Доктор к тому времени был в стельку пьян и без труда согласился. В районе четырех, не забыв забрать из туалета стволы, я одел Лену и повел к себе.

Словно мало мне было проблем с пропавшим Четырехглазым — я решил взвалить на себя еще и заботу о медсестре. Нет, однозначно — если человек умеет находить приключения на свою задницу, смерть от скуки ему точно не грозит. Это меня напрямую касалось. А ведь я, в конце концов, не летучая мышь Бэтмэн, я простой таксер. Мое дело — крутить баранку и развозить пассажиров, а не влипать с завидным постоянством в разного рода хипеши. Но я влипал. Когда случайно, когда — не очень. Наверное, способность к подобным влипаниям есть тяжелая и неизлечимая болезнь. Иначе я давно бы остепенился, переженился, завел себе кучу детишек и в итоге разжирел от безделья. Но если это болезнь, то определенный иммунитет к ее последствиям все же вырабатывается — иначе меня давно бы уже остепенили, одели в черное, обули в белое, положили в красное и закопали в грязное. Однако мне было почти тридцать лет, а я до сих пор не переженился и не разжирел — с одной стороны, а с другой — не был закопан. Какая-то странная болезнь, честное слово. Нужно будет при встрече доктору Боре идею подкинуть — пусть на эту тему научный трактат нарисует. Глядишь, профессорское звание получит. И человеку приятно, и мне не без выгоды — может, попутно изобретет лекарство от долбое… Ну, вы поняли.

Перекинув сковородку с омлетом с плиты на стол, я выключил конфорки и тяжело вздохнул. Ведь, с другой стороны, что мне было делать? Бросать Леночку на произвол судьбы? Не для того я ей в лифте полчаса удовольствие доставлял. Успел, стало быть, почувствовать ответственность за нее. Тем более что и пропажа Четырехглазого, и опасность, грозящая медсестре, были каким-то образом связаны. Разобраться бы, каким.

Заварив две чашки кофе, я прошел в спальню. Леночка уже не спала, хотя вовсю делала вид, что еще спит. Но открытый правый глаз, который хитро поблескивал из-под упавших на лицо волос, выдавал ее.