Я оглядел комнату на предмет оружия. Массивные стулья. Из ножки вышла бы хорошая дубинка, только вот кабинет Освина был таким маленьким, что здесь и не замахнуться толком. Книги? Бесполезны, если только мне не под силу соорудить выход из бумаги. Фонарь, возможно? Он латунный и достаточно тяжёлый, чтобы нанести противнику какой-никакой урон. Вдобавок внутри масло, которое тоже может быть опасно. Но, увы, мне нечем его зажечь.
Хотя стоп. Вообще-то, есть чем. И на самом деле у меня есть намного больше.
Пояс учителя. Он по-прежнему на мне. И там не только кремень и трут, а ещё масса других полезных вещей. Я задрал рубашку и оглядел десятки пузырьков с пробками, торчавших из матерчатых карманов.
Сперва я решил снова сделать порох и попробовать взломать замок. Но флаконы с нужными ингредиентами были пусты: я использовал их, спасаясь от Стабба и Уота, и забыл пополнить запасы, когда мы обыскивали мастерскую Хью. Я крутил пояс, ища что-нибудь полезное. Мой взгляд упал на флакон с сургучной печатью, который так заинтересовал Тома в спальне Хью.
Купоросное масло. Та самая волшебная жидкость, способная разъесть железо. Например, дверной замок в кабинете Освина.
Следовало поспешить. Я оторвал шнурок и сломал печать. От флакона потянуло кислым запахом купороса. Я видел язычок замка в щели между дверью и косяком, но не мог засунуть туда флакон. Я сорвал со стены одну из бумаг Освина, надеясь, что он простит меня за осквернение своего кабинета. Свернув лист в тонкую трубочку, я вставил её в щель. Затем – очень-очень осторожно – я через трубку капнул желтоватой жидкостью на металл.
В тот же миг железо зашипело. Невидимые пары, исходившие от него, щекотали мне горло, заставляя задыхаться. Я закашлялся и отступил назад, пока масло купороса делало своё дело. Я повременил минутку, ожидая, когда те несколько капель, что я вылил, разъедят железо, – а потом добавил ещё несколько.
Защёлка растворялась медленно – слишком медленно, – но я боялся действовать быстрее. Замок казался не слишком толстым, но и купороса у меня было не так много, и я не мог позволить себе тратить его впустую. Бумага, которую я использовал как воронку, уже впитала сколько-то жидкости. Прежде чем я успел налить третью порцию, она распалась, превратившись в месиво чёрных хлопьев. Я вынул из пояса учителя серебряную ложку и всунул между дверью и косяком так, чтобы жидкость стекала по ручке. Жаль, что мне не пришло это в голову до того, как я испортил работу Освина. Впрочем, и за порчу двери он вряд ли меня похвалит. Если я не сумею объяснить ему, что произошло, то потеряю своего единственного союзника, который у меня ещё оставался.
Между тем язычок замка растворялся. К тому времени как жидкость закончилась, он превратился в тонкую железную полоску. Больше я ничего не мог поделать. Я схватил за ручку двери обеими руками и дёрнул.
Замок не поддавался.
«Ну давай же!» – подумал я. Уперевшись одной ногой в стену, я дёргал снова и снова, напрягая мышцы. Пальцы онемели и пульсировали от боли.
Железо согнулось.
Ещё раз. Я тянул изо всех сил. И изо всех сил молился, посылая безмолвную просьбу небесам. «Боже, пожалуйста! Прошу тебя, Господи! Умоляю, помоги мне!»
Замок хрустнул.
Защёлка развалилась с металлическим звоном. Её кончик вылетел из косяка и отскочил от пола, оставив на нём крохотные жёлтые капли. Я повалился назад, тяжело приземлившись на бок, и моё рассаженное плечо снова заныло. Но мне было всё равно. Я свободен!
Или нет?
По другую сторону дверного проёма стоял Мартин, глядя на меня широко раскрытыми глазами.
– Как ты… – начал он.
Я встал на ноги и схватил ближайший стул. Но не успел я замахнуться, как Мартин уже ворвался в комнату. Он сжал мои запястья и толкнул назад. Угол стола врезался мне в позвоночник чуть ниже ребер.
Боль. Невероятная, невыносимая боль. Казалось, дерево ударило меня ножом, пронзив спину. Я взвыл и рухнул на пол. Мартин навалился сверху, и под весом его тела я едва мог дышать.
Миг я не двигался – просто лежал, стоная от боли. А открыв глаза, увидел, что кулак Мартина летит мне в лицо. Костяшки пальцев врезались в челюсть, и я стукнулся затылком о пол. Во рту возник кисловатый металлический привкус крови.
– Ах ты крысёныш! – сказал он.
Мне было совсем худо, но Мартин ещё не закончил. Он замахнулся, чтобы ударить снова. Инстинктивно – скорее, чем рассудочно – я потянулся к поясу и, выхватив первый попавшийся флакон, воткнул его Мартину в щёку.
Мои пальцы раздавили стекло, и острый осколок взрезал Мартину кожу. Он закричал, когда я провёл стеклом по его лицу – к подбородку. На меня сыпался какой-то порошок. Я повернул руку, вспарывая плоть противника; палец пронзило болью. Мартин оттолкнул меня и откатился, держась за лицо.
Я покатился в другую сторону. Мартин обернулся ко мне: щека и пальцы в крови, в глазах – дикая ярость. Во флаконе ещё осталось немного порошка, и я швырнул его ему в лицо.
– А-а-а! – заорал Мартин и отшатнулся, протирая слезящиеся глаза.