Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1942–1943

Ада первая из всех наших девчонок завела «серьезный роман» с шестиклассником Шуркой Шеффером. Как мы все ей втайне жгуче завидовали! Когда нам доводилось бывать вместе с ними в кино в нашей старой кирхе, – а Ада непременно ставила об этом кого-либо в известность, – взгляды всех девчонок, естественно, были обращены не на экран, а на заднюю скамью в левом ряду, где без передыху целовались Адка и Шурка. Они начинали целоваться сразу же, как только гас свет в зале, и продолжали заниматься этим с редкими перерывами до конца сеанса.

И вот три слова – «дочери врага народа» – сразу отделили сестер от остальных учеников. Словно глухая, стеклянная стена поднялась перед ними. Они были тут же, рядом, но в то же время находились далеко, по ту сторону. Ближайшие подруги Асты и Ады делали вид, что не замечают их, игнорировали робкие попытки сестер вступить в разговор, демонстративно убегали от них, если те ненароком приближались. Мальчишки не дергали больше Адку за ее золотую косу, и даже Шурка – даже Шурка! – перестал заглядывать на переменках в наш класс и не приглашал ее теперь в кино… Наверное, это было жестоко с нашей стороны, как я теперь понимаю, – конечно жестоко! Но такой уж существовал у нас в то время настрой, такая была общая вражда и нетерпимость к тем, кто пытался чем-либо посягнуть на нашу свободу, помешать нашей счастливой жизни.

И наступил день, когда Аста и Ада не пришли в школу. Позднее мы узнали, что их выслали из Стрельны, отправили куда-то очень далеко как семью врага народа.

Почему я так упорно вспоминаю обо всем этом? Сама не знаю. Не потому ли, что хочу еще и еще раз уверовать в то, во что и так беспредельно верю, в чем не разуверюсь никогда…

Сегодня, возвращаясь вечером с поля, зашли с Мишкой на опушку Нагельского леса и неожиданно наткнулись на густые, колючие заросли кустарника, сплошь обсыпанного никогда не виданными нами ранее приторно-сладкими ягодами. Черно-лакированные, брызжущие чернильным соком, они внешне очень похожи на малину, но обильно утыканные колючками стебли кустарника не растут вверх, как у малинника, а стелются, подобно стланику, по кочкам.

Мишка не внял моим первоначальным уговорам, – не есть неизвестные ягоды – вдруг они ядовитые? – принялся запихивать их полными пригоршнями в рот. Слыша рядом смачное чавканье, я тоже не выдержала, последовала его примеру. Домой мы пришли с фиолетовыми физиономиями да еще принесли с собой наполненную доверху ягодами Мишкину кепку. Встретившаяся нам возле дома Эрна вначале здорово напугала нас, сказав, что мы съели отраву, но потом, захихикав, успокоила: мол, ягоды вполне съедобные, и даже попросила отсыпать их в блюдце для Пауля.

Ну что ж, съедобные так съедобные, – значит, завтра у нас будет «чернильный» пирог. Мама уже поставила на ночь ржаную опару.

Что еще нового произошло за последние дни? Получила письма от Маргариты и Зои. Марго, как и прежде, пишет регулярно и довольно подробно. А Зоино письмо расстроило: умер дядя Толя. Оказывается, он заболел какой-то странной болезнью – сделался весь желтый, и его хозяин, испугавшись заразы, срочно отправил «фофлюхтер руссише» в лечебницу для «восточников». А там он прожил всего несколько часов (наверняка умертвили, душегубы!). Когда Зоя узнала об этом от своего хозяина, дядю Толю уже похоронили. И теперь она даже не знает, где его могила, куда сходить ей хотя бы поплакать. Видимо, зарыли, как собаку, на каком-нибудь пустыре. Эх, вот она, жизнь раба в высококультурной, цивилизованной Германии.

11 октября Понедельник

Вчерашнее воскресенье, как всегда, пролетело быстро и, в общем-то, довольно разнообразно. Часов в десять утра заехала на велосипеде по пути в деревенскую лавку Вера. Она вновь в милости у своей «колдовки» – недавно переведена с «черного двора» в прежнюю должность. Из ее сбивчивого рассказа я поняла, что на сей раз проворовалась и угодила в жестокую опалу полька – фольксдейтчиха.

Вера усиленно звала меня сходить после обеда к Степану, но я решила не нарушать данное самой себе слово, и та укатила рассерженная.

В течение дня было много народу – и русских, и поляков. Все надеялись узнать что-то новенькое, отрадное. Но в газете, как назло, ни словом не упоминается о том, что происходит сейчас на Восточном фронте. Зато снегом на голову явилось сообщение об освобождении из плена главаря итальянских фашистов Бенито Муссолини. Оказывается, после ареста Муссолини содержался под стражей в глухой горной местности где-то на юге Италии. Избавление от плена к нему пришло с… неба. По приказу фюрера был снаряжен парашютный отряд эсэсовцев под командованием какого-то Отто Скорцени (в газете он назван «отважным сыном нации»). Освобожденного Муссолини доставили в Берлин, а оттуда его вновь переправили на север Италии, где он должен заново возродить и возглавить фашистскую партию.

Эх, союзники, союзнички! Как же они опять прошляпили и с этим Дуче, и с тем, что в Италии вновь ожил, поднимает змеиную голову фашизм!