Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945

Полмесяца – срок долгий, но новостей не особенно-то и много. По-прежнему наше рабское существование течет по старому руслу, по-прежнему жизнь заполняется тяжелыми и нудными днями. По-прежнему продолжается война. А ведь сколько высказывалось предположений о ее конце, намечались даже конкретные сроки и дни. Однако все напрасно. Война неумолимо катится дальше, скользя по крови, оставляя позади себя стоны и плач миллионов людей. И кто остановит ее?

Все наши местные «политические пророки» хором утверждают, что в следующем месяце произойдет решительная схватка и к «Божьему нарождению» все будет кончено. Только будет ли? Господи ты, Боже мой, как хочется верить, что срок этот – последний, как хочется надеяться, что «Божье нарождение» явится для нас еще и величайшим праздником Освобождения.

«…На Восточном и Западном фронтах линии сражений близко подошли к германским границам, а кое-где случились и вклинивания в немецкую территорию, где ведутся ожесточенные бои». Так пишут в газетах и вещают по радио они. Мы же говорим несколько иначе: «…На обоих фронтах бои ведутся на германской территории. Союзники продвигаются вперед не очень быстро, но верно. Советские же войска задают чудеса по всему Восточному фронту. Очистив от фашистов Литву, они вошли в Восточную Пруссию, где уже заняли несколько городов».

Бывая в деревне, мы часто видим теперь на дороге груженные различным домашним скарбом подводы, тянущиеся в сторону Мариенвердера. Мы видим шагающих за подводами понурых, измученных людей, в основном женщин и подростков, что несут в руках или тащат в котомках за спинами маленьких, иногда неистово орущих, а чаще покорно безмолвствующих детей и волокут на поводках тощих, таких же измученных собак. Это – беженцы, какими были когда-то и мы.

Мы видим, как лихорадочно запаковывают в ящики свои пожитки наши хозяева, как грузят их в подготовленные для дальнего пути фургоны, телеги и брички, и мы верим нашим неофициальным устным информационным сообщениям гораздо больше, чем тем, которые передаются по радио или публикуются в печати. Мы верим, что уже скоро, очень скоро придут сюда они, наши «товарищи» (или «варисы», как говорит Джонни), и что мы, наконец-то свободные, вновь ощутим себя полноценными людьми. А я верю еще также и тому – я так хочу верить в это! – что переживу все, переживу, если придется, самое страшное – ранение либо увечье – и все-таки вернусь в Россию. А если не переживу, если мне начертано судьбой погибнуть, как погибают сейчас миллионы и миллионы людей, то что же… Говорят, что человеческие души бессмертны. Так вот. Я все равно верю, что вернусь в Россию, даже если меня уже не будет на Земле, хотя бы бессмертным духом своим.

Одному только я не верю – ни за что не могу поверить! – это подлой пропаганде в отношении нашей Советской армии, что широко развернулась сейчас и на радио, и на страницах газет. Что только ни есть грязнее, страшнее и нелепее – они льют на наши русские головы. Я уже не раз ругалась с Митой на эту тему, спорила со Шмидтом. Они горячатся, с пеной у рта пытаются доказать свою правоту – приводят какие-то факты, показывают страшные газетные и журнальные снимки. В этих спорах я не уступаю им ни на шаг, что их, конечно же, злит и бесит безмерно.

Сегодня Шмидт в очередном скандале снова сгоряча назвал меня «большевиком» и даже «полукомиссаром» (?!). Ничего себе – достукалась! Вечером, подумав трезво обо всем, я вняла тревожным советам Симы и решила не бросаться впредь в бесполезные споры «с открытым забралом», а немножко воздержаться. Ведь уже осталось ждать совсем-совсем немного (а все-таки интересно, почему Шмидт обозвал меня столь половинчато – «хальбкомиссар» – «полукомиссаром»?).

Ну, теперь немного о новостях. Самая главная из них та, что в минувшую субботу неожиданно приехал Миша – похудевший, но еще более «взрослый», возмужавший. Мы, конечно, не ждали его, поэтому «явление братишки» явилось для всех приятным сюрпризом. Мама на радостях испекла целую гору вкусных оладьев из муки, которую «презентовала» нам недавно фрау Гельб и которую мы приберегали к Рождеству. Нинка сбегала к Бангеру, и оттуда тотчас прибыли Кончитта с Джованни и Михаил. За разговорами засиделись допоздна. Мишка рассказал много интересного о жизни в усадьбе, о работающих там людях – русских, поляках, пленных французах – и о немцах.

Он познакомился с молодым немецким парнем по имени Дитер, воевавшим с начала войны на русском фронте – сперва под Смоленском, потом под Москвой, а сейчас отпущенным домой вследствие тяжелого ранения головы. Так вот, этот Дитер сказал ему, что уже тогда, в зимнюю кампанию 1941–42 годов, многие немецкие солдаты поняли, что нападение Германии на Советский Союз является самой большой ошибкой Гитлера и что Фатерланд неминуемо ждет поражение (мне сразу вспомнились аналогичные слова Маковского).