Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945

– Обидно умирать молодым и красивым, – произнес задумчиво Юзеф. – И сколько их, вот таких статных парней, полегло сейчас по всей земле.

– Знаешь, Юзеф. – Я говорила с трудом, словно бы кто-то недобрый вытягивал из меня слова. – Знаешь, Юзеф, если бы еще три года назад кто-нибудь сказал мне, что я буду искренне жалеть немецкого солдата, я приняла бы эти слова как самое страшное для себя оскорбление. А теперь… Ты знаешь, теперь мне действительно жаль этого немецкого парня. И не только его, а и всех тех, кто вступил однажды в войну агрессивным завоевателем, а затем, хватив полной мерой лиха, понял наконец ее бессмысленность и жестокость, да только ничего уже не смог изменить. Я презираю себя за это слюнтяйство и все равно тоже жалею их.

– Але, то не есть слюнтяйство, как ты считаешь, то есть обыкновенное человеческое сострадание, – убежденно сказал Юзеф. – Доброта, милость к ближнему, сострадание завжды должны быть в людях – без этого не можно жить…

Дома нас ждала большая радость. Оказывается, на одиннадцатичасовом поезде приехали вместе (словно сговорились!) Зоя, дядя Саша и наш Михаил. Как я обрадовалась им! Особенно встрече с Зоей, и с Мишкой тоже, да и с дядей Сашей, конечно. Мой названый «братишка» не меняется, – как всегда, принялся с ходу «тумайкать», насмешничать надо мной и Нинкой. Дядя Саша, по общему мнению, выглядит гораздо бодрее и оживленнее, чем когда жил у Бангера. Ну а Зоя – Зоя прямо-таки расцвела, превратилась в настоящую темноокую русскую красавицу.

За беседой время летело незаметно. Зоя рассказала о своей жизни. Ее хозяин лютует по-прежнему – без всякой надобности заставляет по нескольку раз переделывать одну и ту же работу, нередко пускает в ход кулаки, попрекает каждым куском хлеба. Сейчас, правда, заметно присмирел, панически страшится «проклятых русских», одновременно (как и наш Шмидт) бахвалится, что ход войны скоро изменится и что «красным» придется плохо. Что они все имеют в виду?

Жуткую историю рассказал Миша. Недалеко от их имения расположена в глухом парке какая-то таинственная усадьба, окруженная плотным, высоким забором, поверх которого протянулась еще в несколько рядов колючая проволока. Усадьба эта тщательно охраняется солдатами, вход в массивные ворота строго по пропускам. Парк тоже постоянно патрулируется, любопытных отгоняют от забора собаки. Никто не знает, кто живет и что происходит за неприступной оградой, однако среди местных рабочих ходят упорные слухи, что в усадьбе содержатся дети – в основном русские и польские, над которыми фашистские врачи производят различные медицинские опыты. Там же есть и крематорий, где сжигаются умерщвленные младенцы… Неужели это правда? Неужели для фашистских выродков действительно нет ничего святого?

Дядя Саша подтвердил: да, это вполне возможно. Ему достоверно известно, что подобные медицинские «лаборатории-крематории» существуют при многих лагерях, где содержатся в основном советские военнопленные, а также при концентрационных лагерях. Кстати, недавно он даже узнал кличку главного палача в белом халате в концлагере «Освенцим», который проводит «научные эксперименты» над заключенными. «Ангел смерти» – так прозвали его местные узники. На счету этого палача – сотни тысяч загубленных жизней, в том числе десятки тысяч убитых детей.

Что же это такое? Боже, как страшен и уродлив фашизм, породивший эту проклятую войну, как страшна и омерзительна война, породившая и выпестовавшая кровавых вампиров типа освенцимского «ангела смерти». И какими же жалкими и наивными предстали сейчас передо мной недавние рассуждения Юзефа о «доброте, милости к ближнему и сострадании», что должны жить в сердце каждого человека. Да и я хороша – кого жалею, кому поверила! Нет, не должно быть ни жалости, ни сострадания, ни доброты ни к одному из представителей этой ужасной нации, как не должно быть прощения и пощады к человеконенавистникам и убийцам. Потому что простить им все совершенные злодеяния будет таким же кощунством, как если бы попрать память обо всех тех, кто отдал и еще продолжает отдавать жизни в борьбе с фашистской чумой.

Но дядя Саша – понял он меня, что ли? – вдруг сказал: «Только не следует смешивать воедино немецкую нацию и фашизм. Судьба обманутого Гитлером немецкого народа трагична, она больше достойна сострадания, а не ненависти и осуждения. Придет день, фашизм предстанет перед общенародным судом, и суд тот будет правый и беспощадный. А опозоренная, освобожденная от оков фашизма Германия возродится заново, начнет строить новую жизнь… Мне удалось познакомиться с немцами, – продолжил дядя Саша, – которые с самого начала не доверяли фашизму, не приняли, отвергли его. Это честные, достойные и трудолюбивые люди. Они уже многое сделали и продолжают делать для того, чтобы приблизить крах гитлеризма».