Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945

Не захотел оставаться в стороне и вахман Хельмут Кнут: «Я присоединяюсь к вам и тоже пью за победу, – подняв стопку, негромко сказал он. – Однако не за ту победу, за которой шел с боями сначала к Орлу, а затем – к Сталинграду, а за вашу – за победу русских и союзных войск над фашизмом… – Он помолчал, стараясь наладить рвущееся из груди хриплое дыхание, медленно обвел взглядом всех, кто внимательно и серьезно смотрел на него. – Поверьте, сегодня мне горько и стыдно сознавать, что я – немец, но… но я люблю всем сердцем свою бедную Родину, которая долгие годы была опутана, как паутиной, фашистской свастикой и теперь опозорена навеки перед всеми народами. – Хельмут снова помолчал, отдыхая, затем продолжил твердо: – Какова бы ни была дальнейшая судьба Германии, я верю – найдутся и среди нашего народа добропорядочные, честные люди, которые восстановят доброе имя немецкой нации, вернут Фатерланду поруганную честь… Итак, за победу над фашизмом. Прозит».

После этого перешли к танцам. Джона усадили было за аккордеон, но вскоре он не выдержал, потихоньку сплавил его Янеку, а сам подошел ко мне.

– Как я ждал тебя, Новый Год, – сказал, сияя синевой глаз и улыбкой. – Ты умница, что придумала этот маскарад. Знаешь, все получилось очень удачно! – И добавил, заметив мой протестующий жест: – Пожалуйста, не отпирайся, я же знаю, что это только твоя затея.

Джона, по-видимому, не удовлетворили «предсказания» Мадам Брехун, и он попросил меня: «Скажи мне, Новый Год, что станется со мною в 45-м и в последующие годы? Сейчас я вручаю свою судьбу в твои руки…»

Я взяла его за запястье, сделала вид, что внимательно рассматриваю линии на ладони:

– Значит, так… Тебя ждет скоро большая радость и затем – дальняя дорога. Линия справа. Гм-м… Странно… – Я приняла глубокомысленный вид. – Линия справа свидетельствует, Джон, о том, что ты встретишься сразу с четырьмя дамами – с бубновой, крестовой, винновой и червовой… Линия слева говорит мне, что ты будешь жить долго, счастливо и в достатке. У тебя будет большая семья – пять сыновей, три дочери и тринадцать внуков… А вот эта извилистая линия, – я провела пальцем у основания его ладони, – эта линия показывает, что к старости ты очень полюбишь петь в домашнем хоре, а еще яблочный пудинг и овсяную кашу…

– Болтунья! – Изловчившись, Джон ухватил меня за пальцы, крепко сжал их. – Болтунья! Это надо же, сколько всего насочиняла! Встречи с дамами всех мастей… Чертова дюжина внуков… Яблочный пудинг… Хочу, чтобы ты знала и запомнила, милая моя гадалка: я буду счастлив лишь рядом с тобой… Запомни это!

Больше мы ни о чем таком не говорили. Я чувствовала себя, что называется, «на седьмом небе», танцевала попеременно то с Юзефом, то с Леонидом, то с Яном, то с Томасом и, не переставая, думала о только что услышанном. А Джона опять засадили за аккордеон, и на этот раз довольно прочно. Он играл и каждый раз, когда я встречалась с ним взглядами, смущал меня робкими, красноречивыми улыбками.

Около семи часов мы с Зоей собрались домой. Поезд отходит в восемь, а Зоя оставила свою сумочку с пропуском у нас. Дядя Саша, передав с нами причиндалы Мадам Брехун, остался пока у Степана, сказал, что будет ждать Зою на станции. Юзеф с Леонидом тоже остались с ним.

Дома мы быстро переоделись, перекусили и отправились обратно, на станцию. Время поджимало, поэтому мы спешили, в пути разговаривали.

– Слушай, по-моему, хороший парень, этот Джонни, – сказала Зоя, – и к тому же влюблен в тебя без памяти. Как он хорошо говорил о гармонии в отношениях между англичанами и русскими!

– Ах, Зоя, Зоя, – вырвалось у меня с досадой. – Знаешь, он слишком хороший, слишком уж порядочный… Помнишь, я писала тебе в письмах об ирландском парне, о Роберте? Так вот… Когда он уезжал, то попросил Джона, ну, как бы опекать меня, что ли, – приходить иногда, помогать, если случится в чем-то нужда. Вот он, Джон, и выполняет этот наказ…

– Но он же сам любит тебя! – не унималась Зоя. – Это же слепому видно… А ты-то сама как к нему относишься? Нравится он тебе или у тебя действительно серьезные планы в отношении Роберта? Какие у вас с Джоном сейчас отношения?

– Никаких! Я же тебе говорила – он слишком порядочен… Он – друг Роберта, и этим все сказано. – Мне вдруг страшно захотелось пооткровенничать с Зоей. – Я догадываюсь, что Джон неравнодушен ко мне, мы встречаемся с ним в последние месяцы довольно часто, но – веришь? – он ни разу не отважился прикоснуться ко мне, ни разу не обнял, не поцеловал. Только ревностно следит, дурачок, чтобы кто другой не появился на моем горизонте… Тут как-то – представляешь? – даже подрался с двумя английскими пленными, которые вздумали наплести про меня какие-то небылицы… А меня, признаюсь тебе, Зоя, меня влечет к нему все больше и больше. Мне никогда еще ни с одним парнем не было так интересно, а главное, так легко и свободно, как с Джоном.