Вскоре после обеда Миша собрался уезжать – он рискнул приехать к нам без «аусвайса», а дядю Сашу и Зою, у которых имелись пропуска, мы уговорили остаться до вечера. Рассказали им о вчерашних наших похождениях, и вдруг все решили повторить «ряженье». Куда идти – вопрос не стоял. Конечно, к Степану. Быстренько оделись. Сима на этот раз отказалась участвовать в нашей затее, и роль Старого Года – теперь мы решили назвать его Домовым – поручили Зое. Дядя Саша надел поверх своей куртки широкий Симин фланелевый халат, приладил себе «бюст», повязал голову косынкой, насурьмил брови и подкрасил щеки и превратился в довольно симпатичную «фрау». Остальные – я, Юзеф и Лешка – были в прежнем своем одеянии. По дороге обдумали, что будем говорить, с ходу все прорепетировали.
…У порога Степановой двери стоял Джонни, смотрел на дорогу. Увидев необычную процессию, замер, потоптался в нерешительности на месте, затем медленно пошел навстречу. Его физиономия выражала такое удивление, восторг и растерянность, что мы с Зоей не выдержали, фыркнули в свои маски.
– К вам пожаловал Новый Год со своей свитой, – неузнаваемым, «утробным» голосом сказал Юзеф и слегка подтолкнул меня вперед. – А это – он ткнул пальцем в сторону Зои – это хранитель и покровитель домашнего очага – Домовой. Еще к вам пришел «трубочист», – показал на Леонида, – что приносит всем богатство и счастье… А теперь я представляю вам непревзойденную угадывательницу человеческих судеб, знаменитую гадалку Мадам Брехун, и меня, ее первую и единственную помощницу. – Встав рядом с «мадам», Юзеф сделал глубокий реверанс. – Веди нас, юноша, в дом…
И все повторилось, как было накануне, только, пожалуй, еще более оживленно и шумно. Вскочил заспанный Степан, прибежали Нина с Ольгой, пришли поляки, все англичане. Пока узнавали, отгадывали – кто? откуда? – было много смеха, шуток, предположений. Дядя Саша превзошел сам себя – кокетничал напропалую с англичанами, закатывал с ужимками глазки, жеманничал, хихикал налево и направо. А когда начал «угадывать судьбы» – хохот стоял такой, что звенели стекла в окнах. Вот уж никогда бы не подумала, что он может быть столь веселым и остроумным.
Кто-то из англичан принес бутылку самодельного яблочного вина, а вахман поставил на стол небольшую фляжку со шнапсом. Разлили все по стопкам, подняли их. Англичане выжидающе уставились на меня.
– Тост! – с улыбкой напомнил Томас. – Мы ждем от тебя тост, Новый Год.
Я подняла над головой сломленную мне Юзефом по дороге зеленую сосновую ветку, что должна была означать миртовую ветвь:
– За долгожданный мир, за то, чтобы все мы как можно скорей вернулись домой, встретились с родными и близкими. Но все это возможно только при Победе – при нашей общей Победе. Значит – за нашу Победу, за мир, за счастье!
Дядя Саша продолжил мой тост: «Победа над фашизмом, над гитлеризмом уже близка, – сказал он, подняв стопку, и настороженно покосился на стоявшего с опущенной головой Хельмута. – Она завоевана общими усилиями всех честных людей земли. Однако львиную долю вложили в нее советский народ и союзные войска. Выпьем же за тех, кто не щадит своих жизней в святой борьбе с фашизмом, кто несет угнетенной части человечества, в частности и всем нам, свободу и мир».
Тут разом заговорили англичане, у каждого нашлись какие-то свои, особые слова. Очень хорошо сказал новенький – Джордж: «Я предлагаю выпить за вечную дружбу англичан и русских. За то, чтобы наше нынешнее взаимопонимание не распалось с окончанием войны, а крепло бы в поколениях, продолжалось в наших детях, внуках, правнуках».
Джонни, волнуясь, продолжил: «Я позволю себе напомнить здесь слова нашего премьера Уинстона Черчилля, которые он произнес совсем недавно, – слова о том, что наши народы научились не только понимать, но и любить друг друга и что эту прекрасную гармонию никто и никогда не нарушит. – (По-моему, Джон ошибся – мне помнится, это высказывание принадлежит послу Великобритании в Москве.) – Так вот, я предлагаю тост именно за гармонию во всесторонних отношениях между русскими и англичанами – за обоюдные искренность и доверие, за дружбу и за любовь».