Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945

«Неприятные хлопоты» довелось испытать с первых же минут. Лежащая в простенке между окон грузная, совершенно неподъемная фрау Марта с одутловатым, растекшимся по подушке лицом, сплошь в сизо-фиолетовых прожилках и с тройным, спадающим на необъятную грудь подбородком, оказалась до такой степени замурзанной собственным дерьмом, что я даже не знала, с какой стороны к ней и подступиться. Повернув с помощью Нади и Бригитты огромную тушу на бок, я, стараясь сдерживать дыхание, отмывала теплой водой с мылом с помощью мягкой волосяной щетки, а иногда и отскабливала шпателем засохшие, вонючие комья, затем смазывала вазелином покрасневшие, воспаленные, кое-где уже изъязвленные участки кожи. Швестер Ани сказала, что несколько стариков, в их числе и фрау Марта, были доставлены в госпиталь только прошлой ночью, и лишь один Господь Бог знает, где они до этого находились, ухаживал ли кто за ними?

Заменив грязное постельное белье и напялив не без труда на отмытую до блеска фрау свежую, своими размерами похожую на чехол матраца рубашку, я строго попеняла ей:

– Никогда больше не делайте этого! Иначе так и будете лежать грязная. – Достав из-под кровати оранжевый фаянсовый горшок, я, словно маленькому ребенку, показала ей его. – Сюда надо оправляться, понятно? Звать надо, а не безобразничать!

Сказала – и тут же пожалела о своем «грозном» тоне. Из глаз фрау Марты катились одна за другой частые мелкие слезинки. Они пропадали где-то в бесчисленных складках ее щек и возникали вновь на подбородках, откуда, проскользнув, как по трамплинам, скапливались на рубашке крохотной, мутной лужицей. Она что-то пыталась невнятно сказать мне, но я не поняла ни единого слова. Внезапно фрау Марта ухватила пухлыми, словно надутыми резиновыми пальцами мою руку и, не успела я опомниться, поднесла ее к своим губам.

Еще чего! В смятении я отдернула ладонь, похлопав по обширному, мягкому плечу, сказала почему-то на русско-немецком диалекте, точь-в-точь как разговаривает с немцами мама: «Ну ладно, ладно… Хватит вайнен. Война – криег – скоро капут. Вы поедете домой – на хаузе, и опять все будет хорошо. Никс вайнен. Аллес будет гут»[70].

Фрау Марта в моем «квонтингенте» не исключение. Кроме нее, тут еще две почти такие же «неподъемные» старухи – фрау Штер и фрау Шеффер, а также 45-летняя с тяжелым параличом рук и ног женщина – фрау Гизеле и два весьма пожилых господина – Герр Гроссман и Герр Зильберт. Последний тоже парализованный. Остальные, слава Богу, пока бродят и могут сами в какой-то мере обслуживать себя.

Уже в первые часы выяснилось, что неподвижная фрау Гизеле является матерью Бригитты (так вот почему эта конопатая девчонка оказалась здесь, в госпитале). После кофе, когда выдалась свободная минутка и мы присели возле небольшой, напоминающей нашу «буржуйку» печки, Бригитта, заливаясь слезами и шумно шмыгая носом, рассказала печальную историю своей семьи. Пока ее старший брат Кристоффер не погиб летом прошлого года где-то на Украине, мама была абсолютно здорова. Но с получением известия о его «доблестной кончине во славу Фатерланда и фюрера» она стала часто болеть и даже дважды лежала в госпитале. Когда началась эвакуация населения, здоровье фрау Гизеле снова резко ухудшилось, однако отец не захотел ждать, когда она поправится. Он был «наци», служил в местном гестапо и, собираясь в отъезд, говорил всем, что больше всего заботится о сохранности и благополучии своей семьи.

– Но по-моему, моего фатера в первую очередь волновала только его собственная участь, – шмыгая покрасневшим носом и глотая обильные слезы, говорила Бригитта, – потому что, когда с мамой случилось это – страшное, он не пробыл с нами даже одного дня. «Я не хочу попасть в лапы к русским, чтобы они содрали с меня живьем кожу», – сказал он и, взяв с собою моего младшего брата Руди, уехал вместе с ним на нашей повозке. А мне он заявил: «Ты дочь и должна до конца быть со своей матерью… Когда похоронишь ее и когда весь этот кошмар закончится, найдешь нас, если захочешь, через газеты где-нибудь на Западе. У англо-американцев…»

– Только я не буду его искать, – заключила Бригитта и тяжко, с протяжным всхлипом вздохнула. – Возможно, о Руди еще и сделаю куда-нибудь запрос, а о нем – нет… Скажите, фрейляйн Вера, – добавила она нерешительно, со страхом глядя на меня. – Скажите, ведь это неправда, что русские сдирают кожу с живых людей?..

Маленькая, запуганная до предела дурочка.