Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945

…Что-то мои подружки Руфина и Надежда засиделись в гостях у польских затворников. Пять минут назад, пользуясь временной тишиной (будет нынче налет или нет?), я спустилась с душного балкона, вышла, лавируя между сидящими и лежащими людьми, на улицу. Ночь, темная, настороженно-тихая, безлунная, опустилась над Битовом. С юга дул слабый, влажный ветер, и так вдруг явственно повеяло весной, повеяло просыпающейся, талой землей, едва уловимым ароматом первых подснежников, – и так страстно, так невыносимо страстно захотелось дождаться уже близкой свободы, великого счастья и радости увидеть своих… Боже мой, как захотелось мне этого! И вдруг я услышала, вернее, не услышала, а явственно почувствовала дальний-дальний военный гром. Он был слаб, еще совсем слаб, этот гром, – как бывает слаб шелест утомившейся волны, что нехотя, с глухим шорохом накатывается на песчаный берег. Но он был, был! Я не могла ошибиться – он был, он есть! Значит, правы Анджей с Хубертом – наши уже совсем близко! Они идут, они с каждым часом приближаются к нам, но только один Бог сейчас знает, сможем ли мы дождаться их? Один только Бог… Ах, если бы все мои желания исполнились!

5 марта Вторник

Канонада с каждым часом все слышней, все ближе. При любом удобном случае я – надо не надо – выбегаю на улицу, и когда, сдерживая дыхание, стою возле ограды, под разбитым фонарем, то уже не приходится изо всех сил напрягать свой слух, чтобы услышать то, что жаждешь услышать. А прошедшей ночью появилось и зрительное подтверждение надвигающегося фронта – черное, беззвездное небо с юго-восточной стороны слабо окрасилось мерцающими розовыми отблесками дальних пожаров. Значит, уже совсем близко… Уже совсем скоро… И вновь в страшной тревоге сжимается сердце. Удастся ли нам остаться здесь? Окажется ли безопасным наше убежище (сейчас оно почему-то видится мне совсем ненадежным), посчастливится ли, в конце концов, выжить?

Предсказание польских парней сбывается – поток беженцев резко и как-то сразу сократился. Правда, на дорогах еще достаточно и людей, и транспорта, но по сравнению с тем великим столпотворением, что наблюдалось здесь еще несколько дней назад, это можно считать лишь единичными, ползущими на Запад подводами. Теперь беженцы не останавливаются даже на краткосрочный отдых, а получив свои порции каши, тут же быстро съедают ее и отправляются дальше.

Почти совсем обезлюдело и наше огромное театральное здание. В просторном, гулком от пустоты зрительном зале, где пол завален обрывками сальной бумаги, коробками и баночками от детского питания, объедками, прочим мусором, а также выкинутым в последний момент из-за спешки разнообразным тряпьем (сейчас тут никто уже не убирает), царит непривычная тишина. Здесь остались лишь те, кто пока не может тронуться в путь из-за поломки транспорта. Но и они находятся в лихорадочной деятельности и вот-вот тоже ринутся вдогонку остальным – прочь от страшных «красных» на спасительный Запад.

Из-за резкого сокращения потока беженцев почти отпадает надобность и в благотворительной кухне. В остывающих котлах подернулась неаппетитной голубовато-сизой пленкой сваренная еще утром лапша (накануне кончилась крупа, взамен ее какие-то солдаты привезли и сбросили с машины мешок лапши). Вчера наша крикливая шеф-повариха, сняв свой неизменный клеенчатый фартук, вышла, как всегда, ненадолго – «протянуть ноги» – и исчезла, по-видимому, навсегда. Пан Тадеуш будто бы видел издали очень похожую на нее фрау, которая, согнувшись под тяжестью чемодана, торопливо втиснула себя и свою ношу в какой-то небольшой, набитый людьми автофургончик.

Таким образом, мы с мамой остались и без руководства, и, что еще хуже, как бы без дела. Однако продолжаем создавать видимость, что не сидим без работы, а по-прежнему ужасно заняты, – кормим уже единичных беженцев холодной, скользкой лапшой, а главное, без конца – благо полно угля – кипятим воду для чая (для этого постоянно сливаем из бака и добавляем свежую). Я страшно боюсь, что нагрянет полиция и, увидев, что мы бездельничаем, тут же погонят нас вслед за всеми.

Надежда с сегодняшнего утра тоже числится «безработной». Ее старческий «квонтингент» выехал, а богадельня прекратила свое существование. По совету пана Тадеуша, который все еще продолжает невозмутимо махать метлой вокруг здания, все наши девчонки сидят, в целях безопасности, тихохонько на нашем балконе и не осмеливаются высунуть наружу свои носы.

Ах, хоть бы скорей окончилась эта угнетающая душу неопределенность и наступило то – неизбежное, чего ждем, чего опасаемся, на что так истово надеемся…

6 марта Среда

Сегодня, около пяти часов вечера, когда мама куда-то вышла, а я оставалась в кухне одна, к нам пожаловали два типа из фельджандармерии. У меня прямо сердце зашлось от испуга, когда я увидела на их шинелях металлические бляхи.

– Господа полицейские желают покушать? – вежливо, с улыбкой спросила я дрожащим голосом. – У нас есть отварная лапша. Правда, она уже немного остыла, но я сейчас подогрею. На плитке. Айн момент…