Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945

Сегодня днем эти непонятные типы опять приходили. Как и предупредили вчера – в полдень. Пунктуальные, ничего не скажешь. Прошедшую ночь я провела в страхе, в беспокойстве. Мучительно размышляла о том, как мне поступить, если уже даже буду иметь на руках документы на право въезда в Россию. Покориться ли и идти за ними – или «проявить характер» и решительно отказаться?

Утром, как я уже сказала, никто из наших из лагеря не вернулся, и я решила перебраться вместе с ребятами и с вещами в другое место. Тем более что и тети Маши с Гошей здесь уже не было, вчера ночью им наконец-то посчастливилось втиснуться в поезд. Напротив, через зал, приглядела свободное крохотное пространство, – видимо, тем, кто сидел здесь, тоже повезло при посадке. Перетаскивали вещи так: «пограничник» Коля охранял старый пост, а «пограничник» Петя «стоял в дозоре» на новом месте. Мы же с Катенькой (она, уцепившись за полы моего пальто) переносили тюки и узлы. Слава Богу, все обошлось благополучно, – кажется, ничего не украли.

На «новоселье» я решила произвести небольшую «маскировку»: сняла с себя слишком заметный красный берет и повязала голову серым платком. Вот так… Теперь, небось, и не найдут и не узнают меня.

Но они, эти типы, и нашли нас, и узнали меня. Появились рядом неожиданно, словно бы из-под земли выросли. Я даже вздрогнула, услышав знакомый, чуть насмешливый голос:

– Вы, кажется, отыскали более удобное место? И выглядите сегодня совсем по-другому.

– Да… Там сильно дуло, – оробев, пробормотала я. – Знаете, сквозняки… Даже ухо заболело. Пришлось платок повязать.

Они оба внимательно и строго смотрели на меня.

– Разве мамы этих детишек еще не вернулись? – спросил тот, что постарше.

– Нет. Их все еще нет. Я просто не знаю, что и думать. Я просто…

– Успокойтесь. Никакой трагедии не произошло. Значит, их задержали. Придут позднее. Кстати, как фамилии этих женщин?

Фамилии? На этот вопрос я не смогла им ответить. Просто как-то не подумала узнавать фамилии, другие анкетные данные. Да и к чему, собственно, мне это было бы нужно?

– Как же так! – строго попенял мне старший из них. – Вы остались здесь с чужими детьми и даже не знаете, чьи они.

А тот, что в шляпе, произнес уже знакомым, бесстрастным голосом:

– Сегодня вечером или завтра мы придем сюда снова. Скорей всего – завтра, в это же время. С документами или без документов, вы должны быть здесь… Ждите нас.

С этим и ушли. А я опять остаюсь в тягостных размышлениях. Кто они, эти люди? Зачем я им понадобилась? Почему не скажут прямо, что им нужно от меня? Куда и с какой целью они хотят меня забрать? И при чем тут мое знание немецкого языка?

Вся эта таинственность страшно пугает и беспокоит меня. А главное беспокойство – почему до сих пор никто не явился из лагеря? Что там с ними происходит? Ведь уже пошли третьи сутки.

23 марта Кажется – суббота

Ну-с, поздравляю себя. Я тоже в лагере. Сегодня рано утром – наконец-то! – прибежала вся зареванная, с красными глазами и с распухшим носом Зина – мама Катеньки. Сказала, что ее отпустили, и теперь она будет караулить здесь детей и вещи, а мне нужно срочно отправляться в лагерь, так как маме никакие документы на меня не выдают – мне необходимо быть там самой.

– Что ты! Твою мать и слушать там не хотят, – говорила Зина, поглаживая и целуя замурзанные, в цыпках и в ссадинах ручки спящей Катеньки (и как я могла предположить, что она может бросить своего ребенка?). – Сначала они думали, что ты у тети Нюры несовершеннолетняя, – ты же представляешь? – она там уже всем уши прожужжала со своей «дочкой», – а когда узнали, что тебе двадцать лет, – сказали: «Э-э, мать, да нам не столько с тобой интересно беседовать, сколько с твоей взрослой „дочкой“. Пусть-ка она сама за себя ответит».

– Зина, а кто это – «они»? – со страхом спросила я. – И за что я должна отвечать?

– Ох, ты же еще не знаешь! – всплеснула руками Зинаида. – Там с каждого допросы сымают! Иных по полдня держат за закрытой дверью! Я целых пять часов просидела. Обо всем, обо всем пытают – и где жила, и у кого работала, и какие отношения были с хозяевами, и не была ли связана с полицией, не помогала ли в чем гестапо… В общем, как на духу должна отвечать, как на исповеди. Из наших пока только твою мать да меня допросили. И то нас только потому взяли, что мы там всем уже надоели. Я так прямо изревелась вся из-за Катьки. Утром, когда я уходила, кажется, вызвали на допрос Руфку и Таньку. А Полинка и ваша Катерина еще маются, ждут… Может быть, ты как раз с ними поспеешь. Так что – беги скорей! – заключила Зинаида. – Тетя Нюра уже ожидает тебя возле ворот. Ни пуха тебе, ни пера…

– К черту! – по традиции ответила я и, прихватив сумку со своими тетрадями (чтобы их, случаем, не украли или просто не затоптали многочисленными ногами – ведь, даже если кто их украдет, все равно потом выбросит за ненадобностью), отправилась в «страшный» лагерь.