Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945

Ну, раз уж завела разговор о Роберте… Сегодня ровно неделя, как мы виделись с ним в последний раз. Всего семь дней прошло, а кажется, что все это было давно-давно. Немножко скучно, немножко грустно. Иногда, забывшись, думаю: вот прибежит сейчас кто-то из мальчишек, принесет письмо, написанное знакомым «вразброс» почерком. Однажды вечером раздался короткий стук в окно. С заколотившимся сердцем вышла на крыльцо и с досадой увидела в темноте улепетывающего со всех ног хихикающего Ханса.

Ну что же. Все, в конце концов, образуется. Должно все пройти «форбай»[24], развеяться, как дым. И чем скорее, тем лучше.

27 мая Суббота

Сегодня Мишка «удружил» мне – придавил и даже чуть не сломал большой палец на руке. Правда, нечаянно, невзначай. В обед мы с ним что-то опять сверх меры развозились – то ли он рвался в кухню, пытался открыть дверь, а я, упершись спиной изнутри, крепко держала ее, то ли все было наоборот, только в какой-то момент получилось так, что мой палец оказался между косяком и дверью, как раз тогда, когда Мишка с силой захлопнул ее. Как же я орала! А бледный, с искаженным от переживания лицом (будто ему тоже было больно) Мишка испуганно топтался рядом и бормотал: «Но я же, май-то, не нарочно… Честное слово, я же, май-то, не видел».

Потом резкая боль немного стихла, но все равно палец распух, на конце посинел и беспрерывно занудно ноет. Наверное, теперь сойдет ноготь. Вот чертов «братишка» – натворил мне делов! Единственная отрада хоть в том, что пострадала левая рука, а то и писать было бы невозможно.

Ну, вот и пришла наконец ясность, о ком, имеющем «гадкие» мысли, говорил в последний день Роберт. Вечером, когда уже солнце село и спустились легкие сумерки, подошедшая случайно к окну Нинка вдруг удивленно сказала мне: «Ой, посмотри, там, у Гельбова забора, стоят какие-то два парня и зачем-то машут мне рукой. Вот опять… Ой, кажись, это пленные англичане».

Недоумевая, я отложила в сторону штопку, тоже подошла к окну. Мне вдруг подумалось: пришел кто-то из «англиков» от Степана, принес какие-то сведения о Роберте. На тропинке, возле ограды палисадника Гельба, и в самом деле стояли два незнакомых пленных англичанина, смотрели на наши окна. Завидев меня, принялись делать энергичные знаки руками, головой – мол, выйдите, пожалуйста, надо поговорить… С неспокойным сердцем, абсолютно уверенная в том, что получено какое-то известие от Роберта, я спустилась с крыльца, подошла к англичанам:

– Гутен абенд. В чем дело?

Они вежливо поздоровались, смотрели оба на меня с веселым интересом и, как мне показалось, с некоторым превосходством и даже с нагловатой уверенностью (а может быть, это сейчас так мне кажется?). Теперь я узнала их – это были «англики» с Молкерая. В тот вечер, когда Галька пела свои дурацкие частушки, они тоже торчали возле дороги.

– Добрый вечер. Как поживаете – ви гет ес? Какая чудесная погода, не правда ли?

Оба заулыбались, отчего-то переглянулись друг с другом. Меня досада взяла от этих их переглядов: «В чем дело? Извините, у меня мало времени».

– Ах пожалуйста, извините нас тоже. Дело в том… Дело в том… Видите ли, с вами хочет встретиться Альберт. Он будет ждать вас завтра, в воскресенье, в пять часов вечера, на тропинке за усадьбой Клодта. Вы знаете, там еще дуб стоит – такой высокий, с широкой кроной. Это дерево единственное на поляне…

Первая реакция от услышанного была – охватившая меня смесь досады, удивления, возмущения, разочарования. Так. Значит, это Альберт! Да… Ничего не скажешь – поторопился, красавчик! И как уверен! – «будет ждать в пять часов пополудни…». И главное, даже не сам пришел – передал приглашение к свиданию через посредников. Трус несчастный! А впрочем – почему трус? Ведь сказал же Роберт – ему, этому неотразимому красавцу, еще никто из девчонок не отказывал. Ну ладно, сейчас ты у меня получишь!

Однако от возмущения, от досады у меня из головы разом исчезли куда-то все нужные слова. Мне хотелось ответить этим послам достойно, гордо, с этакой элегантной презрительностью, с убийственным взглядом, что, мол, не на ту вы напали, джентльмены, ошиблись адресом, что, мол, не все девчонки побегут по первому свисту за этим смазливым английским пижоном и что, мол, ауфвидерзеен, джентльмены, отправляйтесь-ка вы восвояси…

Ах, как хотелось мне сразить этих самоуверенных наглецов своим величавым видом и своей убийственной речью, но я, увы, только и нашлась что сказать, почти по-детски (правда, постаралась вложить в эти слова все охватившие меня в тот момент чувства): «Я не знаю никакого Альберта!»

Улыбки враз сползли с их физиономий, они оба удивленно и недоуменно уставились на меня.

– Ну, как же вы не знаете? Это – Альберт, он живет в лагере, при Молкерае… Ну, такой симпатичный, черноглазый. Да он еще недавно подарил вам цветы.