Искатель, 1962 №2

— Она сообщила, — продолжал Бакиев, — что дед с ума сошел. Дни и ночи сидит на запоре в кибитке для гостей. Пошел я к нему, говорю через дверь, что лечить его приехал. Крик поднял такой, будто его резать собираются. Перед отъездом Сарвар показала мне Абдул-Каюма через окно. Он сидел на корточках перед открытым сундуком и быстро-быстро что-то бормотал.

…Алимджан начал поправляться. Карта наша восстанавливалась. Но день ото дня становилось холоднее. Еще один буран — и все покроется глубоким снегом до будущего лета: план будет сорван.

«Как быть?» — не раз думала я. И вдруг пришло верное решение. Высокогорные отряды заканчивают работу и стягиваются на базу. Геологи — народ дружный: они не откажут нам в помощи!

Я спустилась вниз, на альпийские луга, где паслась Дона. Ласковая кобылица потянулась мягкими губами к моим рукам: хлеба просила.

Спустя несколько минут она уже несла меня на геологическую базу Чондаш. Сзади бежал Тюнька. Вскоре Ордебар влился в ущелье бурного Чондаша. Узкая дорога-карниз врезалась в разноцветные скалы. Мое правое колено временами задевало каменную стену. Слева — пропасть. Где-то далёко внизу ревел горный поток.

Стараясь не смотреть вниз (заходилось сердце и начинало поташнивать), я целиком доверилась умнице Доне. Опустив голову, она внимательно выбирала дорогу и, ни разу не споткнувшись, уверенно ступала на тропу. Местами тропа переходила в овринг. Сверху то и дело летели камни. Оторвавшись от утесов, они описывали крутую траекторию над моей головой и падали в реку. Но вот дорога пошла вниз. Подгибая задние ноги и осторожно опираясь на передние, лошадь почти сползала в узкую поперечную долину. Вдруг невдалеке прогремело, словно выстрел. Эхо, постепенно слабея, несколько раз отдалось от каменных стен. Дона, еще сильнее осев на задние ноги, запрядала ушами. Соскочив под брюхо лошади, я осторожно проползла вперед. У входа в поперечную долину лежал, наполовину загораживая его, большой обломок скалы. Вынув пистолет, я спряталась и стала ждать. Высоко над головой послышался гул.

«Камнепад!» — сообразила я, плотнее прижимаясь к скале.

Казалось, что сердце сейчас остановится.

С каждой долей секунды гул нарастал и отходил в сторону. Затем вся масса камней грохнулась в поперечной долине. И вдруг где-то совсем рядом сочный баритон сказал по-английски:

— Обвал в горах! Нам повезло!

Сразу же как-то обмякли ноги, оружие заплясало в руке… В двух шагах от меня из-за скалы вышел тот, с крашеной бородой и глазами снежного барса. Он поддерживал белобородого. Охая и спотыкаясь, старый ощупывал свою голову. Тюнька угрожающе зарычал.

— Руки вверх! — совсем тихо сказала я, целясь в переносицу светлоглазого. Старик бессильно опустился на камни. Светлоглазый спокойно поднял руки, но в следующее мгновение я лежала на камнях оглушенная чем-то. Раздался громкий топот. В тот же миг послышались крики. Повернув голову, я увидела: люди в зеленых фуражках карабкались через завал.

— Товарищ геолог, — откозырял мне сержант-пограничник, после того как нарушителям были скручены руки, — разрешите взять вашу лошадь? — Кивнув на белобородого, он добавил: — В Мын-Тэке доставить. Всего три километра…

Я вела Дону под уздцы: строптивая кобылица подчинялась только своим. Сидя на ней, сержант поддерживал стонавшего старика. Сзади, полуприкрыв глаза, плелся под конвоем Крашеная Борода.

— Стоп! — сказал сержант. — Надо обождать.

Верховая тропа ответвлялась к Пянджу. Петляя между темными скалами, она терялась в дымчатых полотнах горных кулис.

…К развилке подъезжала группа всадников. Впереди — начальник погранзаставы Подопригора. Растрепанные усы, щетина на подбородке и красные веки: заметно, что он давно не спал. Рядом ехала его жена — врач заставы, сзади — пограничники.

— Хозяйке Ордебара привет! — затрубил Подопригора так, что Дона, повернув оскалистую морду чистопородной лошади, заплясала на месте.

«Вет, ве-ет…» — громоподобно откликнулись ближние утесы, а затем и дальние, сурово и приглушенно.

— Спасибо за сообщение, — сказал начальник просто.

Я посмотрела в сторону кишлака. Из домой выскакивали люди. Горячо жестикулируя, они на ходу натягивали халаты. На крыше михмонханы, кибитки для гостей, стоял Абдул-Каюм. Вытянув шею, он глядел из-под ладони в нашу сторону.

* * *

Жители кишлака плотно облепили оконца накрепко запертой михмонханы. В углу кибитки угадывались две закутанные в одеяла фигуры. Пограничник с автоматом не спускал с нарушителей глаз.

При свете пылавшего в очаге хвороста мы тщательно разбирали вещи арестованных. Похожая на тоненького цыганенка врач Елена Васильевна по волокнам расщипывала вату их халатов. Пограничник вертел в руках миниатюрный радиопередатчик. В огромных ручищах начальника заставы трещал прочный корешок толстой, написанной иранской вязью книги. И мой универсальный нож не остался без дела: тонкое лезвие его пластовало массивные подошвы, отделяло стельки, отпарывало подкладку голенищ.