Разве ты куришь натощак?
Я действительно не курю натощак, просто сейчас я забыл об этом, а тут сразу вспомнил, и ужасно захотелось есть. И тогда Олег, ни слова не говоря, сунул свою сигарету обратно в пачку, пачку положил мне на тумбочку, а сам вышел за дверь и мгновение спустя вернулся, толк,ая перед собой столик на колесах. На столике дымил кофейник и стояла кастрюлька. Олег поднял крышку, и я увидел сосиски с тушеной капустой. Недолго думая, я ткнул в сосиску вилкой, обмакнул в горчицу, поднес ко рту, откусил половину и спросил жуя:
А вы что же?..
Благодарствуйте, — отвечал Олег, — я никогда не заку
сываю. — И тут мы уже не улыбнулись, а рассмеялись — мы
вполне понимали друг друга.
Ели молча, стараясь побыстрее управиться с завтраком, чтобы
50
возобновить беседу. Когда с сосисками было покончено,
— Ну-с, а теперь закурим.
На этот раз я уже не рассмеялся. Я внимательно посмотрел на Олега, протянул ему пачку с тумбочки, и он стал перебирать в ней пальцами, пока не выбрал себе сигарету. Я последовал его примеру, выбирая сигарету с плотно приклеенным фильтром: бывает у моего любимого «Люкса» такой недостаток — плохо приклеенный фильтр; затем я стал разминать сигарету в пальцах и продолжал смотреть, как то же самое делает Олег, потом я бессознательно потянулся туда, где обычно в правом кармане пиджака держу спички, а Олег тем временем вытащил из правого кармана своего пиджака коробок, зажег спичку, дал мне прикурить, прикурил сам и погасил спичку, помахав ею в воздухе.
Все его жесты были мне очень знакомы.
Сейчас Олег курил, выпуская дым через как-то странно искривленные тснкие губы.
Я выпустил дым, опустив левый уголок рта, и подумал, что ничего странного в его искривленных губах нет; я и сам их искривляю точно так же. Вот именно точно так же.
Тогда я спросил:
Кто... вы?
На этот вопрос мне придется ответить, хоть он и не в оче
реди, — улыбнулся Олег и продолжил цитатой из моей любимой
книги: — «Дабы не дать твоему изумлению развиться до степени
болезненной...»
Цитата подействовала на меня успокоительно, но Олег тут же продолжил:
— Я — это ты.
«Готово дело, — мелькнуло у меня в голове, — я в больнице!»
Вот откуда отдельная палата и май за окном! У меня была ам
незия, и я ничего не помню. А это либо псих из соседней палаты,
либо врач с каким-то диким методом лечения, либо... либо моя
галлюцинация».
Нестерпимо захотелось проверить последнее предположение — надавить на глаз, но сделать это было как-то неудобно. Однако Олег, по-прежнему улыбаясь, кивнул, и я надавил, подумав при этом: «Плевать! Не хватало еще стесняться психов, врачей, а тем более собственных галлюцинаций!» Олег раздвоился, но никуда не исчез. Оставалась первая альтернатива.
— Ты не в больнице, — заговорил Олег, — не удивляйся, что я как будто читаю твои мысли. Просто я прошел уже через все это, а еще я прошел через первые тридцать лет твоей жизни. Короче говоря, я — это ты в тридцать лет, а сейчас тебе тридцать четыре.
Думаешь, стало понятнее? — спросил я, стараясь говорить
как можно язвительнее, но это мне не удалось.
Слушай и не перебивай. Потом, когда я закончу, я пред-
51
ставлю тебе любые доказательства моей правоты, а сейчас слушай и старайся верить.
Обещание доказательств — сильное обещание. На меня, во всяком случае, оно всегда действовало, и я, бросив в угол погасшую сигарету, сказал:
Говори.
С тех пор, как ты умирал, и по сей день прошло много вре
мени, очень много...
Это-то я вижу, — кивнул я на окно, — ведь сейчас май?
Май, и притом не одна тысяча девятьсот восьмидесятый...
как ты думаешь.
Мне бы и в голову не пришло об этом думать, я ведь просто знал, а выходит, на тебе!
—: И амнезии никакой у тебя не было, — продолжал Олег, — было гораздо хуже. Ты был... как бы это выразить... Почти мертвым... Да, в сущности, совсем мертвым!
Так, понял я, летаргия. Правда, к чему этот бред насчет «Я — это ты»? Хотя, черт его знает, я, может, провалялся трупом не месяц и даже не год... И теперь у них такие вот методы. «Я — это ты». Он врач. И он в меня вжился.
Ничего особенного. Я провалялся трупом много лет, и теперь у меня нет ни родных ни знакомых?..
Как же так, — повернулся я к Олегу, — выходит, я теперь
совсем один?
Ну, вовсе нет, — улыбнулся Олег, — во-первых, с тобой я,
а потом кое-кого из знакомых ты тут увидишь, обещаю тебе.
Но об этом чуть позже, ладно? В общем, ты умер. Ты действи
тельно умер тогда, в тысяча девятьсот восьмидесятом, и не от
саркомы легкого, как ты сейчас подумал... А впрочем, считай, что
от саркомы. Я бы на твоем месте и считал, тем более то, отче
го ты умер на самом деле, сейчас ни малейшего значения
не имеет... С тех пор прошло много лет... Очень много...
Сколько именно? — спросил я.
А какая разница? Ты что, сможешь почувствовать, если я