Искатель, 2018 №9

Кости с мясом на них пахли весело, а можно и так сказать, что пованивали. Если псы шум не зачуют, то на дух говяжий прибегут. Ванька перемахнул через забор, принял от товарищей в правую руку кистень, в левую — скользкую от жира кость. Не успел и двух шагов отойти, как его сбила с ног черная махина, а шершавый язык принялся вылизывать лицо.

— Полканко, друг, — с облегчением отозвался Ванька, выбираясь из-под него и вытирая жирную руку об его шерсть. — Бери косточку, зови свою мохнатую шайку… Эй, перелазьте.

Под довольное собачье урчание прошли они садом, и Ванька уже привычно вскрыл окно в опочивальне, то, что ближе к хозяйской кровати. Хотелось выпрыгнуть, как чертик из табакерки, прямо перед важным Петром Дмитриевичем, чтобы подштанники обмочил со страху. Однако кровать глухо чернела: следовательно, завесы балдахина опущены, чтобы постель не пылилась.

Ванька вздохнул и вернулся к окну.

— Валите, ребята: хозяин в отъезде, да я за него. Будьте как дома.

Ребята и не чинились. Сразу же высекли огонь, зажгли свечи во всех подсвечниках, что нашлись в опочивальне, и принялись за работу.

— Худые люди молотить, а хорошие замки колотить, — выкрикнул Плачинда и ахнул обухом по замку самого большого сундука.

Два стрельца с мушкетами, намалеванные по обе стороны замка, пальцем не шевельнули, чтобы добро хозяйское защитить, и после третьего удара крышка отскочила. Плачинда принялся с немалой сноровкой наполнять свой мешок. Гнус подхватил освободившийся топор, подступил к следующему сундуку и рявкнул:

— Стукни по головке молотом, не отзовется ль золотом?

Опочивальня наполнилась грохотом, и под эту музыку Ванька засунул в мешок однажды уже им ограбленный ларец для драгоценностей, фомкой вскрыл ящики замысловатого письменного стола с гнутыми ножками и высыпал туда же из них все бумаги. Оглянулся. Товарищи уже наполнили мешки и завязывали. Ванька прошелся по опочивальне, топчась по нижнему белью и определяя, какие из подсвечников серебряные. Гасил в них свечи прямо об степу, цветастым шелком обитую, и сбрасывал в мешок.

Наконец завязал его и вскинул на плечо. Взглядом показал квадратному Плачинде на запертую дверь, и тот, играючи, вышиб ее.

— Айда, ребята! — в сумасшедшем веселье завопил Ванька и первым вывалился в сени. Повеяло теплой жилой вонью, и стояла там кухарка Настка в одной рубахе и с сальным огарком на расколотом блюдце.

— Ванька, оголец! — ахнула, узнав его. — А и вырос, возмужал… Ой!

«Наша добрая кума проживет и без ума, — подумал Ванька, пробегая. — Разве возможно затри, много за четыре дня повзрослеть?»

Дверь в молодцовскую распахнулась, и мелькнула в ней перекошенная рожа старшего приказчика Сереги. Пролетая мимо, заметил Ванька, что в руке тот держит кочергу, за ним топчутся и окликают друг друга остальные обитатели молодцовской.

— Пошла, ребята, мелкая раструска! — вскричал Ванька. — Не боись!

Бежавший следом Гнус с лету приложился к двери ногой — и Серега с воплем исчез. «Лопатой бы припереть, да руки заняты, — порассудил Ванька. — А зазеваешься там один, эти бугаи мигом повяжут!»

Шайка промчала садом, через забор полетели мешки, главарь последним перемахнул и уже на той стороне забора оглянулся: светлое пятно двери черного хода мигало, пропуская через себя тени преследователей.

— Заядлы, черти толстопятые! — гаркнул Ванька. — Неча, ребята, убежим.

И они помчались — сперва берегом Яузы, потом Зачатьевской улицей, потом уже черт их знает какими, в темноте и впопыхах неразличимыми улицами, вправо-влево перед рогатками поворачивая, а сзади все бухали сапоги приказчиков и раздавалось: «Держи вора!» Сперва за приказчиками держались и собаки, солидно, без злобы потявкивая, потом, слава Богу, отстали: если свои за своими бегают, стоит ли стараться? А как перебежишь границу своих владений, тут чужие псы могут и таску дать… Мешок на спине у Ваньки налился свинцом, в груди свистело и хрипело, из последних сил он наддал, поравнялся с Гнусом:

— Веди… куда бы… сбросить…

— К Яузе?

— Не пойдет — найдут… Думай…

— Знаю место получше… Великая тина… Прямо за углом!

— Наддай жару, ребята! Немного осталось!

Повернули, воздух сипло заглатывая, за угол, а тут и Ванька узнал место — знаменитое на всю Москву озеро грязи у Чернышева моста через Яузу.

— Топи поклажу, ребята! Хоронись под мост!

Вековая грязь, хлюпнув, поглотила мешки. У Ваньки словно крылья за спиной выросли, и он одним прыжком укрылся в спасительную темень за береговым откосом. Из-под моста тяжко воняло, приглушенно ругнулся Плачинда, попав, небось, в дерьмо. Над головой протопали сапоги приказчиков. Ванька не шевелился, пока топот и крики не стихли. Тихонько свистнул.

Когда все собрались вокруг него, сказал:

— Сейчас искать не будем. Уходим отседова.

— И то, — поддержал Гнус. — Вернуться сможем, когда завгодно.

— Вернемся нынче же до света. Кто знает поблизости хорошую конюшню?

— У генерала Шубина, тут в двух шагах, неплохие жеребцы, — подал голос Тишка.

— Откуда прознал?

— Да служил я у него, перед доктором еще… Правда, ночью стережет конюшню караульный солдат.

— Веди.