К концу первой недели мне удалось обнаружить, что мышцы болеть перестали, и тело налилось приятной в ощущениях силой. Наши девушки-повара научились готовить котлами и перестали кормить нас пригорелой кашей. А молочная рисовая каша казалась таким кулинарным изыском, что я готов был съесть две-три порции. Да и девушки повеселели и стали проявлять к нам женское внимание: улыбки, шутки, массаж спины, ремонт порванной одежды − эти мелочи поднимали настроение.
По вечерам, когда оставались силы, мы ходили купаться на реку. И если зачастую туда мы еле плелись, то обратно возвращались бодрыми и веселыми. Прохладная чистая вода, казалось, очищала не только тело, но смывала грязь даже с души.
На День железнодорожника мы не работали. Всем отрядом вышли на берег реки и устроили праздничный пикник и предались молодецким утехам: играли в футбол и волейбол. А еще боролись. Мне достался парень раза в полтора тяжелей и объемней меня. Ну, подумал, победы мне не видать как собственных ушей. Но тут наша повариха Люба звонко крикнула: «Юрик, мы с тобой!», во мне что-то взорвалось, откуда-то появились силы, и я плавно повалил своего тяжеловеса и положил его на обе лопатки. Мы оба удивились: он поражению, я − нежданной победе.
После совместных молодецких утех Олег предложил сходить в «Зеленый театр», чтобы «вспомнить, какой век на дворе и вкусить от благ цивилизации». С нами увязался Вадим, похожий на Джима Моррисона. Он прихватил в стройотряд саксофон, без которого не мог жить. Мы втроем заняли места поближе к эстраде. Вдруг грянули барабаны, взвыла электрогитара, и на сцену высыпал цыганский табор. Мы встрепенулись и повернулись лицом к зрелищу. Всеобщее внимание привлекала юная цыганочка дивной красоты. Казалось, в её теле напрочь отсутствовали кости − она извивалась, как змея, пела звонким голосом и улыбалась так, будто рассыпала окрест белые молнии.
Когда цыганский номер завершился, и на сцену вышла грузная усатая певица с какой-то заунывной песней, мы встали и вышли прочь. Черная летняя ночь окутала нас влажным теплом. Каждый думал и говорил только о той юной цыганке. Её черные блестящие глаза, её белоснежные зубки, гибкая талия и развевающиеся юбки с кудрями − метались передо мной, как счастливое видение, как сказочный сон.
Когда начались дожди, монтаж бетонных фундаментных блоков остановили. Мы поначалу-то, конечно, обрадовались нежданному выходному. И даже всем отрядом спели песню − лучшую песню «всех времен и народов» об осадках:
Налетели вдруг дожди,
Наскандалили,
Говорят, они следов
Не оставили,
Но дошла в садах сирень
До кипения
И осталась ты во мне
Вся весенняя,
Весенняя, весенняя.
Но потом загрустили: она-то его все же оставила, а у нас, почти у каждого, там, на «большой земле» осталась своя такая «весенняя», и не известно, как она там… и с кем...
От нечего делать, исключительно «чтобы как-то развеяться», мы с Олегом пошли на железнодорожную станцию и подрядились разгружать вагоны с досками. Старый, замученный производством бригадир заключил с нами договор, из которого следовало, что мы за разгрузку каждого вагона получаем наличными шестьдесят рублей. Сначала мы попробовали таскать доски вручную, а потом Олег отпросился «пройтись по станции и поискать творческих путей решения задачи». Вернулся он не один, а с автопогрузчиком. С его помощью мы за пару часов разгрузили десять вагонов, Олег расплатился с механизатором из собственного кармана, и мы получили на четверых от бригадира целых шестьсот рублей. Олег раздал нам по сотне на нос, а остальные положил себе в карман. Бригадир принял от Олега литровый подарок, пожал нам руки и предложил заглядывать почаще.
Заработав без особых усилий крупные деньги, мы снова отправились в «Зеленый театр». Нервно ерзая на жестких сидениях, мы ждали выхода очаровательной цыганки. И дождались. После окончания феерического номера мы следом за цыганами ворвались в служебную комнату за кулисы, чтобы выразить свой восторг. Не сговариваясь, встали перед девушкой на колено и протянули ей по пятерке. Девушка ослепила нас сверканием глаз и зубов, без стеснения собрала деньги и сунула их за обрез декольте. В тот же миг откуда-то выскочил молодой цыган с серьгой в ухе и застыл перед нами с ножом в руке. Таким тонким намеком нам дали понять, что аудиенция подошла к концу, и нам пора удалиться. Возвращаясь домой, каждый из нас уверял, что именно на него − и только на него − смотрела очаровательная цыганка, а нож горячего ревнивца был направлен именно в его сердце, полное восторга!
Не известно, цыганский Отелло или кто другой был тому виной, но той ночью местный парень был найден мертвым с колото-резаной раной живота. Утром, направляясь на почту, мы видели на асфальте огромную лужу свернувшейся бурой крови, а также слышали мертвую тишину вокруг и протяжный набат собственных сердец. Не знали, каким образом на это реагировать, и просто подавленно молчали.