Освальд, ясное дело, не плакал, но и ему стало немного жалко лиса. Холодный и неподвижный, тот оставался таким красивым, с этой своей пушистой шерстью, роскошным хвостом и короткими лапами.
Дикки пристегнул всех собак на поводки. Слишком уж они заинтересовались лисом, и мы решили больше их к нему близко не подпускать.
– Ах, как же это ужасно!.. – хлюпая носом, проговорила Дора. – Только подумать, что этот лис никогда больше не увидит своих бедных маленьких лисят.
– И никогда больше не побежит через лес, – подхватила с полными слёз глазами Элис. – Дора, одолжи мне свой платок.
– И никогда больше не отправится на охоту, – продолжил Дикки. – Не заберётся в курятник и в капкан не угодит. С этим беднягой больше не произойдёт ничего интересного и волнующего.
Девочки начали собирать зелёные листья каштана, чтобы прикрыть ими кровоточащее отверстие на голове лиса, а Ноэль, пока они этим занимались, расхаживал взад-вперёд, корча рожи, как всегда делает, когда сочиняет стихи. У него одно от другого неотделимо. Ну так что ж? Если гримасы помогают ему стихотворствовать, пусть себе строит рожи.
– И что мы теперь будем делать? – встрял Г. О. – По охотничьим правилам мы должны отрезать ему хвост и забрать себе. Но у меня на ноже сломалось большое лезвие, а маленькое всегда было никудышное.
Девочки отпихнули его от лиса, и даже Освальд сказал: «Заткнись!», потому что никому из нас в этот день больше не хотелось играть в охоту. Когда смертельная рана на голове лиса скрылась под листьями, он стал выглядеть почти живым.
– Ах, как бы мне хотелось, чтобы он правда ожил, – выдохнула Элис.
– Я бы даже Богу помолилась об этом, – сквозь слёзы произнесла Дейзи, которая плакала всё это время.
Но Дора, поцеловав её, начала объяснять, что молитвами лиса не воскресишь. Бог теперь может лишь позаботиться о его детёнышах, если таковые имеются. И подозреваю, Дейзи с тех пор постоянно поминает лисят в своих молитвах.
– Если б мы только могли проснуться и обнаружить, что это был просто ужасный сон, – с грустью проговорила Элис.
И где тут логика, спросите вы? Мы отправились в лес с собаками на лисью охоту, но при виде мёртвого лиса ужасно расстроились. Да-да, нам действительно стало жутко не по себе. Лапы лиса выглядели такими беспомощными. И на рыжем боку виднелось пятно грязи, которое он при жизни тут же счистил бы с себя языком.
– Послушайте, что я сочинил, – сказал Ноэль, и мы услышали:
– Давайте устроим похороны, – выслушав Ноэля, предложил Г. О.
Все согласились. Доре велено было снять нижнюю юбку, чтобы завернуть в неё лиса. Только так мы могли донести его до нашего сада, не испачкав куртки.
Девчачья одежда, с одной стороны, дурацкая, но с другой – иногда оказывается очень полезна. Мы, мальчики, даже в самых крайних обстоятельствах не можем снять с себя ничего, кроме куртки и жилета, иначе останемся почти голыми, а вот Дора, я видел однажды, сняла с себя целых две нижние юбки без особого ущерба для внешней благопристойности.
Лис оказался очень тяжёлым, и мы, мальчики, несли его по очереди. Когда наша траурная процессия добралась до опушки леса, Ноэль сказал:
– Лучше всего похоронить его здесь, где он, в могиле лежащий, вечно сможет свой слух услаждать песней листьев шуршащих. А другие лисы смогут посетить его здесь и уронить слёзы скорби на его последнее пристанище. – С этими словами он опустил лиса на мох под молодым дубом. – Если Дикки принесёт лопату и вилы, мы справимся, – продолжал он. – И собак надо отвести домой.
– Тебе просто надоело его тащить, вот в чём причина, – отозвался Дикки, но согласился пойти, если и остальные мальчики тоже пойдут.
В наше отсутствие девочки оттащили лиса к краю опушки. Это был не тот край, с которого мы заходили в лес, а противоположный. Он находился поблизости от просёлка, и девочки, пока ожидали нас, успели собрать много мха и другой зелёной растительности, чтобы сделать мягким смертное ложе лиса. Они хотели ещё и цветами его убрать, но на цветы августовский лес, к сожалению, небогат.
Вернувшись с лопатой и вилами, мы вырыли яму, чтобы похоронить лиса. После того как намеченное пространство было очищено от валежника, палой листвы и плетей дикой жимолости, копать оказалось легко. Освальд работал вилами, Дикки – лопатой, а Ноэль принялся снова творить гримасы и поэзию. На него в это утро явно снизошло вдохновение. Девочки же, ожидая, пока могила станет достаточно глубокой, гладили лиса там, где мех у него был чистым.