«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

Тогда Освальд прокрался в комнату миссис Блейк, при ярком свете оглядел себя в её большом зеркале и сам пришёл к выводу, что вид его никуда не годен. Для своего возраста Освальд достаточно высок, но с бородой превратился в какого-то безобразного карлика. Слишком короткая стрижка только усугубляла картину. Любой бы сразу заметил, что пышная борода не произрастала столь буйно там, где сейчас находилась, а перемещена сюда с какого-то другого, неведомого лица.

Но самое кошмарное зрелище ожидало его, когда он сам расхохотался, увидев своё отражение в зеркале. Выходит, зря он раньше не верил написанному, когда у героев книг борода начинала мотаться, словно собачий хвост!

Пока Освальд себя разглядывал, у девочек возникла идея.

Безобразнейшая, отвратительная идея, вызвавшая у него столь сильное отторжение, что он поначалу даже слушать о ней не желал и сдался лишь после того, как остальные ему напомнили о необходимости благородного самопожертвования во имя дяди Альберта.

Опустим отталкивающие подробности сего гнусного плана. Скажем только, что Освальд должен был в женском обличье отправиться вместе с Элис к редактору.

Ни один достойный мужчина никогда не захочет быть женщиной, и вышеозначенный план нанёс ощутимый удар по самолюбию Освальда. Тем не менее он согласился, горестно скрежеща зубами.

Он рад, что рождён не девчонкой. Вы и представить себе не можете, каково это – носить нижние юбки, особенно длинные. Удивления достойно то обстоятельство, что леди терпеливо сносят подобные муки, смиряясь с поистине невыносимым существованием.

Верхняя часть женской одежды тоже казалась Освальду жуткой. В одних местах она была слишком тесна, а в других, совершенно неподходящих, наоборот, чересчур свободна.

И голова Освальда ко всем этим женским штучкам совершенно не подходила. Безнадёжно было пытаться прикрепить к его коротко остриженным волосам «Преображение», даже если бы у миссис Блейк нашлась ещё одна, запасная накладка, но её не нашлось.

Тут девочки вспомнили, что однажды видели гувернантку с мальчишеской стрижкой, а шляпа у неё сзади держалась на резинке. Именно так Освальду шляпу и нахлобучили, прямо поверх его собственных, природных волос. А затем намотали вокруг шеи такую щекочущую, пушистую, перистую штуковину с широкими длинными концами, и в ней, что тут скрывать, он стал гораздо сильнее смахивать на молодую леди, чем себя ею ощущал.

На следующее утро ему перед выходом в город пришлось поднабраться смелости. Ведь при свете белого дня всё выглядит несравненно определённее, чем вечером.

– Вспомни, как граф Нитсдейл[121] улизнул из башни в женском платье, – подбодрила брата Элис, наматывая ему на шею перистую штуковину. – Помни о великой цели и будь храбрым.

– Да храбрости мне не занимать, вот только я чувствую себя полным ослом, – объяснил Освальд.

– А я себя – обезьяной, – призналась Элис. – Зато я прихватила с собой много мятных леденцов, и они нас с тобой наполнят отвагой. Это будет всё равно как «смелость во хмелю», я полагаю.

Мы ввели в курс своей дерзкой вылазки Джейн, и она помогла нам улизнуть из дома незаметно для Блейки.

Все остальные тоже поехали с нами, но только в своём естественном обличье, вернее, почти естественном, раз уж перед поездкой мы их заставили вымыть как следует руки и лица. А денег у нас на тот момент было много. Вполне могли позволить себе совместное путешествие.

– Ну, если уж вы с нами едете, то должны прикрывать нас со всех четырёх сторон, – предупредил их Освальд.

Так они и поступили, благодаря чему мы благополучно добрались до станции. Но в поезде две леди на нас так и вытаращились. Носильщики и некоторые другие представители рода человеческого тоже заглядывали в окно нашего купе гораздо чаще необходимого. Вероятно, заметили мужские ботинки, когда Освальд входил в вагон.

Вообще-то, он собирался одолжить у Джейн пару женских, но потом это как-то вылетело из головы, и те, что в итоге остались на нём, представляли собой самый крупный и монументальный образчик его обуви.

Освальда охватило весьма неприятное ощущение. Уши всё сильней наливались жаром, руки и ноги слушались всё меньше и меньше. И леденцы не придали ему ни крупицы отваги.

Скверное состояние ушей и других частей тела Освальда вынудило нас нанять на станции кеб, и мы даже каким-то образом умудрились всей гурьбой в него погрузиться. Вот когда Освальд заметил, как кучер, увидев на ступеньке своего экипажа его ботинки, подмигивает носильщику, а носильщик, открывший нам дверцу кеба, подмигивает в ответ.

И тут стремление к правде вынуждает меня, хоть и с большой неохотой, всем сообщить, что Освальд, забыв о роли высокородной леди, которую изображал, весьма плебейским тоном посоветовал носильщику умерить наглость.

Несколько зевак, оказавшихся рядом, немедленно принялись изощряться в остроумии, заставив Освальда пожалеть о дурацкой несдержанности. Тем не менее он храбро пренебрёг яростным предостережением своих ушей и к тому моменту, когда кеб подкатил к редакции, совсем успокоился.