«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

– Я из-за чего звала: нам немножечко неудобно, – объяснила она. – Мне не хотелось кричать, чтобы Ноэль и Г. О. не испугались. Но если из темноты вдруг что-нибудь вылезет, я чувствую, что умру. Не могли бы вы спуститься сюда? Мне бы очень хотелось, чтобы вы так и сделали. И сети здесь очень удобные.

Элис сказала, что ей не страшно. Однако здесь, может быть, водятся крысы, которым, говорят, нравится жить в старых зданиях, особенно на мельницах.

Мы с Дикки согласились исполнить просьбу и Ноэлю с Г. О. велели спускаться: во‐первых, внизу удобнее, а во‐вторых, здесь гораздо проще отдаться во власть здорового сна, чем среди жерновов с механизмами.

Шуршание время от времени действительно раздавалось среди сломанных стульев, рубанков, лопат, тяпок и обрезков корабельного бруса, сваленных в дальней части нашей «опочивальни».

Освальд и Дикки, однако, очень убедительным тоном объяснили остальным, что это либо ветер шумит, либо галки обустраиваются в гнёздах, хотя сами, конечно, прекрасно знали: ночью галки такого не делают.

Спать на мельнице, вопреки нашим ожиданиям, оказалось совсем не так весело. По многим причинам. Во-первых, ужасно не хватало подушек, взбить рыбацкие сети во что-то подобное не получалось из-за их жёсткости. Во-вторых, если вы не родились и не выросли среди индейцев, вам нипочём не спастись от сквозняков при помощи одеяла. И в‐третьих, стоило нам погасить свечу, как Освальд почувствовал: по нему как будто несколько раз проползли под покровом тьмы некие малоприятные твари вроде уховёрток и пауков, которых, правда, при свете зажжённой спички мы не обнаружили.

И ещё оказалось, что пустые мельницы скрипят, шуршат и шевелятся самым странным образом. Не то чтобы Освальд был этим напуган, просто, по его мнению, мы могли бы поспать и на кухне. Она бы наверняка не понадобилась джентльмену, пока тот не проснулся. Понимаете, мы тогда думали, что он, как большинство остальных людей, спит ночь напролёт до утра.

Девочки придвинулись поближе к своим храбрым братьям, и вскорости всю нашу компанию объял сон. Разбудило нас, спавших уютной кучкой, как выводок щенят, лишь солнце, которое заструилось полосами пыльного золота сквозь щели в стене ветхой мельницы.

– Ой, у меня всё тело ужасно застыло, – потягиваясь, сказала Элис. – Я раньше никогда не спала в одежде, и мне теперь кажется, будто меня накрахмалили и прогладили утюгом, как мальчишескую рубашку.

Мы, остальные, чувствовали себя приблизительно так же. Даже лица наши выглядели усталыми и затёкшими. Не слишком приятное ощущение. И автор может его объяснить лишь воздействием пауков, если они действительно по нам ходили. Ведь древние греки их относили к числу ядовитых существ, и, возможно, паучий яд таким вот образом действует на жертвы.

– Я считаю, что эта мельница совершенно ужасна, – заявил Г. О., когда мы его разбудили. – Ни тебе умыться, ни причесаться.

– Ну, ты обычно не придаёшь значения подобным вещам, – хмыкнул Дикки.

– Поумерь свою язвительность, – тут же одёрнула его Дора.

– Сама поумерь, – огрызнулся Дикки.

Когда целую ночь спишь в одежде, что-то потом мешает тебе вести себя вежливо, с обычной добротой. Полагаю, именно потому бродяги такие злые. Почём зря пинаются, сбивают людей с ног на пустынных дорогах. Освальд, проснувшись на мельнице, тоже испытывал довольно сильное желание пнуть любого, кто ему хоть немножечко нагрубит, но по счастливой случайности этого не произошло.

Если автор ничего не путает, есть такая картина – «Безнадёжный рассвет»[126]. Две женщины, молодая и старая, не радуются восходу солнца, потому что оплакивают рыбака, который пропал в море и, вероятно, уже живым не вернётся. Так вот, у нас настроение было не лучше. И хотя никакого рыбака мы всю ночь напролёт не ожидали, всё вокруг представлялось нам совершенно ужасным.

Бредя по мокрой траве в направлении дома, мы представляли собой стайку жалких существ, куда более чумазых, чем способны себе представить те, кто ни разу не ночевал на заброшенной мельнице и не видел бедолаг, которых постигла подобная участь.

– У меня в стихах никогда больше не будет утренней росы, – твёрдо проговорил Ноэль. – Она совсем не так поэтична, как многим кажется. Холодная, будто лёд, и ботинки из-за неё насквозь промокают.

Основательно поплескавшись в обложенной кирпичами задней кухне, которую мисс Сендел называла ванной комнатой, мы почувствовали себя несколько лучше. Элис развела огонь, вскипятила чайник, и мы позавтракали чаем с варёными яйцами, а потом, посмотрев на часы и узнав, что уже половина шестого, поспешили переместиться в другую часть дома, прежде чем в области кухни возникнет миссис Бил.

– Жаль, что мы не можем вести высокодуховную жизнь каким-нибудь более приятным образом, – посетовал Дикки, шагая по коридору.