– Переход к высокодуховной жизни всегда поначалу сопряжён с большими страданиями, – глубокомысленно проговорила Элис. – Полагаю, это как с новыми ботинками. Им начинаешь радоваться, только хорошенько разносив. Лишь тогда понимаешь, что все мучения были не напрасны. Давайте послушаем у дверей и определим, где он спит.
Мы послушали у дверей всех спален, но нигде не услышали даже тихого храпа.
– Возможно, это грабитель, – предположил Г. О. – Притворился, будто снимает комнаты, чтобы попасть сюда и украсть всё ценное.
– Здесь нет ничего ценного, – возразил Ноэль.
Совершенная правда. У мисс Сендел не было ни серебра, ни дорогих украшений – одна только оловянная брошь. Даже чайные ложки и те деревянные. Содержание их в чистоте требовало немалых трудов, вечно отскабливать приходилось.
– Возможно, он не храпит во сне, – с сомнением покачал головой Ноэль. – Не все же такие, как наш индийский дядя, из-за которого Г. О. поначалу казалось, что в дом забрался медведь.
– А может быть, он встаёт вместе с жаворонками, – сказала Элис. – Проснулся уже давно и удивляется, почему для него ещё завтрак не приготовили.
Мы послушали у дверей гостиных. Сквозь замочную скважину одной из них до нас донёсся шум. Похоже, там кто-то двигался. А затем этот кто-то начал насвистывать мелодию песни про птичку, будучи которой он бы куда-то там улетел.
Тогда мы отправились в столовую, намереваясь там посидеть, однако стоило нам войти туда, как мы чуть не рухнули все разом на половики, и дыхания нашего не хватило даже на восклицание «Вот это да!», которое рвалось из онемевших уст каждого.
Я много раз читал про людей, которые не поверили своим глазам, узрев то или иное, но мне всегда это казалось полной чушью. И вот теперь автор этих строк, вобрав изумлённым взглядом всю открывшуюся пред ним картину, сильно засомневался, уж не приснилась ли она ему, равно как и квартирант, а также ночь, проведённая нами на мельнице.
– Раздвиньте занавески, – велела Элис, и мы подчинились.
Мне бы очень хотелось, чтобы читатель испытал столь же сильное потрясение, как все мы.
Столовую, ещё накануне вечером совершенно белую и голую, теперь сплошь покрывали самые потрясающие рисунки, какие только можно себе представить. Выполнены они были пастелью разных цветов. Нет, эти цвета использовались не вперемешку, как на наших рисунках. Каждый рисунок был целиком выдержан в одном цвете. Один был зелёным, другой – коричневым, третий – красным и так далее. Причём пастель эта отличалась какой-то редкостной яркостью, мы такой ещё никогда не видели, и, вероятно, мелки были очень толстыми. Некоторые линии вышли шириной в дюйм.
– Как прекрасно! – воскликнула Элис. – Наверное, он занимался этим всю ночь. Потрясающий джентльмен. Полагаю, он тоже старается жить высокодуховной жизнью. Вот ведь, от всех по секрету тратит время на то, чтобы украсить чужие дома!
– Интересно, а что он нарисовал бы, если бы стены здесь были сплошь в коричневых розах, как у миссис Бил? – озадаченно произнёс Ноэль. – Вы только поглядите на этого ангела. Правда, он поэтичный? Я просто чувствую, что обязан его описать в своём новом стихотворении.
Ангел и впрямь был очень хорош. Серого цвета, с широко распростёртыми через всю комнату огромными крыльями и целым пучком лилий в руках. А вокруг него парили чайки, несколько воронов, бабочки, девочки-балерины с мотыльковыми крылышками.
На вершине скалы стоял мужчина с парой рукотворных крыльев за спиной, и поза его свидетельствовала, что он вот-вот собирается прыгнуть.
А ещё там были летучие мыши, летучие лисы, летучие рыбы и одна очень славная летучая лошадь красного цвета. Тоже с огромными крыльями, которые, перекрещиваясь с крыльями ангела, опять-таки простирались через всю комнату.
Несколько дюжин птиц джентльмен обозначил лишь контурами, однако настолько точно и выразительно, что сразу угадывалось, какое именно из пернатых изображено.
И абсолютно каждое существо было крылатым. Освальду очень хотелось бы украсить этими потрясающими рисунками собственный дом!
Мы продолжали разглядывать их, когда дверь другой комнаты отворилась и из неё появился джентльмен, весь вымазанный пастелью таких разнообразных цветов, каких не было даже на его картинках и, казалось, вообще не могло существовать на свете. В руках он держал причудливую конструкцию из проволочного каркаса и бумаги.
– Вы не хотели бы полетать? – спросил он у нас.
– Хотели бы, – ответили мы.
– Замечательно, – продолжал он. – У меня здесь с собой великолепный летательный аппарат, – указал он на штуку в своих руках. – Сейчас прикреплю его к одному из вас, и он выпрыгнет из чердачного окна. Вы даже представить себе не можете, каково это – ощутить парение в воздухе.
Мы сказали, что предпочли бы ничего такого не делать.
– Но я настаиваю, – заявил джентльмен. – Причём исключительно в ваших же интересах, дети мои. Не могу допустить, чтобы невежество заставило вас отказаться от лучшего шанса всей вашей жизни.
Но мы снова ответили:
– Нет, спасибо!
И нам сделалось очень неуютно, потому что глаза у джентльмена уже начали бешено вращаться.