С этим было труднее, однако мы справились, обнаружив в подвале доски, кадку и пивной бочонок. К сожалению, кадка оказалась выше пивного бочонка. Пришлось подложить под неё взятую у няни книгу «Путь Пилигрима» и два журнала нравоучительного содержания. И когда сверху мы положили доски, вышла отличнейшая скамья.
Поскольку именно Дикки обнаружил и приобрёл на свои карманные деньги жёлтый состав, ему было позволено первому испытать его. Но держала монеты, пока он их обрабатывал, Элис. Конечно, девочки куда меньше нас, мальчиков, приспособлены для серьёзных дел (исключая уход за больными). И всё же мы должны быть к ним добры, если хотим иметь право называться героями. Во всём есть свои плюсы и минусы.
Элис разделила доверенную ей честь с Ноэлем. По правде сказать, в основном держал монеты именно он, а Элис тем временем пыталась покрыть их серебряной фольгой от шоколадки, но это её занятие остальных из нас, ясное дело, увлечь не могло.
Г. О. и Ноэлю поручили по очереди стоять на часах, однако вскорости оба заявили, что им это надоело, скучно. Тогда часовым стал Освальд и не успел даже трёх минут им пробыть, когда выкрикнул:
– Тихо! Сюда кто-то идёт!
Все орудия фальшивомонетчиков были мигом убраны, и мы, как заранее договаривались на случай, если нас кто-нибудь потревожит во время нашей незаконной деятельности, спрятались за углом.
На самом деле никто, разумеется, к нам не шёл. Малышне после этого захотелось снова нести караул, но Освальд им не позволил.
Игра получилась отличная. «Заканцеляренный» дом обладал магическим свойством обращать в реальность любую игру. Изображая миссис С., я и впрямь ощущал себя жутко несчастным. А Дикки мне после рассказывал, что чувствовал себя очень неуютно в роли неудачливого монарха, отправленного под нож Великой французской революцией. Особенно когда дело дошло до казни на гильотине, пусть даже в этой роли, как он прекрасно знал, выступала всего лишь подъёмная дверца курятника.
Мы играли в фальшивомонетчиков несколько дней. Все научились стоять на стрёме. А потом у нас стало крепнуть чувство, что настала пора для чего-нибудь нового. Ноэль усиленно собирал волосы со своей расчёски, дополняя их конским волосом, который выдёргивал из набивки дивана в гостиной, чтобы обзавестись власяницей и стать отшельником. Освальд купил напильник, готовясь примерить на себя нелёгкий жребий узника Бастилии, который бежал оттуда, подпилив решётку и оставив после себя спрятанные в трубе очага записки о жизни, полной великих событий.
Мы обнаружили, что посеребрённые монеты несколько часов спустя становятся грязно-чёрными. Приходилось их покрывать золотой или серебряной краской. Зато наши карманы теперь были набиты золотыми и серебряными денежками, и мы могли ими позвякивать или вытаскивать напоказ полными пригоршнями, чтобы люди дивились нашему богатству, но издали.
А потом настал знаменательный день.
Утром Г. О. упал в бочку с водой. Полотняную рубаху его мы высушили, но она сделалась жёсткой, словно бумага. Старая няня это заметила, затем обнаружила, что Г. О. под рубахой совершенно мокрый, и, опасаясь простуды, уложила его в кровать. Банде фальшивомонетчиков пришлось отправиться в своё логово без Г. О. Все фальшивые деньги мы оставили дома, так как няня подарила Элис для кукол кусок тесьмы, сплошь расшитой серебряными блёстками, напоминающими крошечные турецкие монетки.
Мы дошли до «заканцеляренного» дома, забрались в него обычным своим путём и посвятили себя безнадёжной работе над серебряными чешуйками с тесьмы, превращая их в золотые полусоверены.
Ноэль в тот день вёл себя крайне странно. Он пытался сочинить стихи про узника Бастилии и сперва сильно ворчал, а потом попросился в часовые, чтобы спокойно подбирать рифмы. Мы едва успели подделать четыре полусоверена, когда до нас донеслись его слова:
– Тихо! К нам кто-то приближается! Прячьте всё!
Мы не обратили на это никакого внимания, потому что Элис нам предложила поиграть в купцов, а для этого требовалось поскорее наделать как можно больше монеток.
– Тихо, – опять повторил Ноэль, вслед за чем влетел в комнату. – Я вам взаправду это сказал. Там действительно кто-то есть на лестнице.
И он захлопнул решётчатую дверь, а Освальд, с присущим ему редкостным присутствием духа, схватил связку ключей и мигом запер дверь тем из них, на котором имелась бирка «Комната миссис С.».
Затаив дыхание и дрожа, мы тут же спрятались в той части комнаты, возле очага, которая не просматривалась от двери.
Нам даже дышать было страшно. Элис потом уверяла, будто слышала, как громко билось от ужаса сердце у Освальда, но автор почти уверен, что это тикали его часы. Они как раз тогда вдруг снова пошли после нескольких дней необъяснимого простоя и сейчас своим тиканьем возвещали о приближении часа расплаты за счастливые дни, проведённые нами в «заканцеляренном» доме.