«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

И наша всеобщая поспешность не должна никого удивлять, потому что на выгуле, ожидавшем начала представления, развивались леденящие кровь события. Собаки гонялись за овцами, а мы достаточно уже долго прожили за городом, чтобы понять: на вольной природе собаки словно бы вспоминают обычаи своих далёких хищных предков и становятся игрушкой первобытных жестоких инстинктов.

Мы вихрем влетели в загон, окликая на бегу Пинчера, Марту и Леди. Пинчер подбежал к нам почти сразу. Он очень воспитанный пёс. Освальд сам занимался его дрессировкой.

Марта, похоже, окликов не слышала. Жуть, какая глухня, правда, особой опасности для овец она собой не представляла, ибо те с лёгкостью удирали от неё. У этой коротколапой толстухи ни проворства, ни дыхалки.

Другое дело Леди. Дирхаунды, да будет вам известно, порода, специально выведенная для преследования гордости леса – оленя-самца. Леди носилась молнией и сейчас преследовала в дальней части выгула толстую овцу, которая из последних сил пыталась удрать.

Если глаза и впрямь выпучиваются от ужаса, как пишут в приключенческих книжках, с нами именно это и случилось. Настала мгновенная пауза бессловесного ужаса. Нам было жутко даже представить себе, что Леди вот-вот настигнет и опрокинет жертву. Мы ведь знали, во что обойдётся нашему родителю задранная собакой овца, не говоря уж об искреннем сочувствии к возможной жертве.

И мы кинулись вперёд. Хотел бы я сказать, что летел, как выпущенная из лука стрела, но это непросто, если на вас пижама взрослого мужчины, которая сильно вам велика, а именно так и обстояло дело. Тем не менее я обогнал Дикки. Он потом объяснял это тем, что разбойничьи ботфорты из коричневой бумаги у него на ногах размотались и подсекли его. Элис бежала, подхватив повыше муслин с туалетного столика, и ей удалось прийти третьей.

Но ещё до того, как мы достигли рокового финиша стремительного своего кросса, с овцой, считайте, было покончено. Наших ушей достиг звук тяжёлого падения.

Леди остановилась, услышав наконец, как мы на бегу её окликаем, развернулась и поскакала к нам. Вид у неё был довольный, бежала она, гарцуя и явно гордясь на совесть выполненной работой. Но мы, выпалив: «Плохая собака! Лежать!», понеслись дальше.

Овца отчаянно боролась за жизнь в стремнине ручья под крутым обрывистым берегом, который образует естественную границу выгула. Там не то чтобы особенно глубоко, и на месте овцы я бы спокойно встал себе на ноги, но она не желала даже пытаться.

Берег и впрямь был достаточно крут. Мы с Элис почти съехали с него и зашли в воду. Дикки спустился следом за нами, и мы втроём ухватили овцу за что только могли уцепиться, а эта глупая, как вся её порода, и по-ослиному упрямая самка барана брыкалась.

Титаническими усилиями нам удалось дотолкать неумную тварь до сухого места, где Дикки подпёр её своим телом. Мы с Элис сели у самой воды, а овца, взбрыкнув, оказалась у нас на коленях, как комнатная собачка. Остальная же часть нашей компании тем временем побежала звать работника с фермы.

Он очень быстро пришёл и обозвал нас всеми словами, которые только могут прийти вам в голову, а потом добавил:

– Ваше счастье, что сам хозяин сюда не явился. Вот от него бы вы ещё и не такое услышали.

Овцу он вытащил и увёл с собой. Остальных овец – тоже. И телят. По-видимому, его совсем не заботило, что они могут прославиться, выступив в нашем цирке.

Элис, Освальд и Дикки, несколько утомлённые подготовкой к представлению, сели на солнышке просохнуть и отдохнуть, а заодно написали программу.

Вот такую.