Ярость в её голосе заставила Андрея прижаться к стене. Джес превратилась в личность, совершенно не вписывающуюся в его воспоминания о ней.
– Значит, так: ты можешь свалить отсюда со мной вместе или сгнить тут, в этой камере. Мне на это совершенно наплевать. Мне этой ночью нужно ещё кое-что успеть, а ты ломаешь мне всё расписание.
Андрей продолжал таращиться на неё, пытаясь услышать в этой гневной тираде отголосок её давнего острословия. Ничего похожего. Новый взгляд на положение вещей пробивал себе путь в его сознании, сокрушая все преграды, воздвигаемые разумом – неприятная оценка собственного положения, которая, тем не менее, странным образом приглушала терзающую его боль тем больше, чем дольше он над этим раздумывал.
– Ты работала всё это время с Николаем? Это он тебя послал?
– Да госсссподи! – взорвалась она. Её голос хотя и напоминал лёгкий шелест, но прозвучал он куда громче всех остальных шумов.
– Андрей, ты вообще-то не замечаешь, насколько ты самовлюблен? Вечно все крутится вокруг тебя. «Ах, кто же я такой?» – зарыдала она наигранно, – «Ах, я несчастный, падший Керенский, изгнанный дьявольскими кознями моего братца»…
Это была явная провокация. Андрей угрюмо набычился.
– Это правда, Андрей. Я наблюдала за тобой всё это время, я следила за тем, как ты купаешься в жалости к себе. Я постоянно видела, как ты пытаешься свалить на других вину за всё, что происходит с тобой, только бы не признать, что сам виноват. Николай тобой манипулировал? Да, в самом деле.
Она неожиданно улыбнулась и в следующий момент сквозь горькую мину на её лице прорвался её старый, суховатый юмор. Такого резкого изменения настроения Андрей выдержать уже не мог.
– Признаюсь, я изумилась, когда ты вдруг восстал против своего отца. Даже дал себя запихать в каталажку. А теперь это – я имею в виду, способность принимать собственные решения. Ты выступил от своего имени, как бы ни было это не к месту в той ситуации.
Андрей попытался скрыть горечь:
– Ага, значит, отец разболтал это всем?
– Нет, черт возьми. Господи, ну почему, стоит мне подумать, что ты что-то понял, ты тут же вякаешь что-то идиотское? Конечно, он этого никому не рассказал. Ты что, считаешь, что у него нет никаких более срочных дел, как только рассказывать байки о своем сынишке, пока вокруг затевается гражданская война? Бред собачий! Я
– Ты была в палатке? – Впервые с начала разговора Андрей заговорил почти так же громко, как Джес. Его бас отозвался глухим эхом от голых стен камеры.
Она кивнула и скроила мину, означающую: «Моё терпение на исходе!».
– Невозможно ничего изменить, если не быть в центре событий. И если ты при этом замараешь себе ручки, то ты все равно ляжешь спать с мыслью о том, что если бы не ты – все было бы гораздо хуже. Все остальные будут толпиться вокруг и замечательно себя чувствовать, рассуждая о том, какие они справедливые и честные и как ты всё неправильно делаешь. Но разговоры ничего не стоят, Андрей. Разговоры – дешёвка. Делать
Андрей попытался отвлечься от чувств, которые испытал, когда увидел Джес. Он вдруг припомнил недавний разговор с Николаем – и теперь присутствие Джес породило в нем сомнения в брате: сомнения в том, что Николай отрицал.
Презрение к себе овладело Андреем, когда последние защитные бастионы, годами возводимые им в сознании, рухнули от внезапного появления Джес. Однако из глубины его «я» послышался спокойный голос, придавший ему сил – голос Даны, изгоняющий отвратительные мысли и успокаивающий боль. Он принял правильное решение: остался верен сам себе, несмотря на призраки прошлого, преследующие его. Отныне он желал принимать только те решения, которые сам считал верными.
– Я не пойду с тобой.
– Вот дерьмо! Андрей! – она сделала паузу, потом подошла на шаг к нему. – Генерал мертв. И я здесь не по приказу Николая. Я сюда сама явилась. Ты нужен Николаю.
Эта короткая пауза и то, что она сказала, заставили Андрея сомневаться в том, явилась ли Джес сюда только для того, чтобы манипулировать им. Он улыбнулся, но улыбка немедленно застыла холодной гримасой на губах: