– Надо было сказать мне.
– Не хотела лишний раз беспокоить.
– Вот номер телефона Хью, где мы будем, – на случай, если вдруг понадобится. Мы совсем недалеко, так что приедем моментально. Джульет в постели. Мы дождемся, когда она уснет.
– Не волнуйся. Я способна присмотреть за ней. Смотри не простудись в этом платье, Зоуи. Уж очень оно куцее.
Руперт пообещал рассказать Джулс сказку, чтобы уложить ее, Зоуи прошла в верхнюю гостиную, чтобы дождаться его. Когда-то, думала она, она ждала бы эту вечеринку со страстным нетерпением, мечтала бы о ней неделями, сшила или купила бы к ней новое платье и затосковала бы, если бы что-нибудь помешало ей пойти. А теперь ей казалось, что воодушевления такого рода она не чувствовала уже давным-давно. С того самого вечера накануне ее отъезда на остров за матерью ее отношения с Рупертом оставались неопределенными, не меняясь ни к лучшему, ни к худшему; они были вежливы и внимательны друг с другом, она понимала, какое удивительное великодушие он проявил, согласившись принять ее мать, несмотря на все связанные с этим решением неудобства. Времени вдвоем они стали проводить значительно меньше, но она с грустью думала, что от этого лишь легче не только ей, но и ему. Разумеется, он и не думал протестовать, разве что поддразнивал ее по давней привычке. Свободнее всего они чувствовали себя, когда речь шла о Джулс, которую он обожал, или в ее присутствии, но в остальное время она ощущала, что он не столько замкнулся в себе, сколько смирился. Глядя на себя в зеркало над камином, она видела фигуру, зачесанные вверх темные волосы, тонкие черные бретельки на плечах, подчеркивающие белизну ее кожи, и вспоминала, как оглядывала себя в квартире Арчи, когда одевалась там перед встречей с Джеком – незнакомцем, с которым встретилась лишь накануне утром в поезде. Тогда она перевила своими жемчугами волосы, потому что других украшений у нее не было, теперь же вдела в уши серьги со стразами, которые Руперт подарил ей много лет назад на Рождество, перед тем как они уехали кататься на лыжах вместе с Эдвардом и Вилли. Она смотрела на свое отражение, но почти не видела его, потому что вдруг до нее дошло: чувства, которые она улавливала в Руперте, – отражение ее собственных чувств к нему. Она уже не замыкалась в себе, место замкнутости заняло смирение. В ловушке ответственности и доброй воли она присмирела, но без какого-либо подобия искренности. Ближе всего к естественной спонтанности она подступила вечером накануне отъезда за матерью, когда думала, что Руперт каким-то образом узнал про Джека. Ей вспомнился свой внезапный ужас, когда она спросила, как он узнал, а затем ошеломляющий прилив облегчения на грани истерики, когда вдруг сообразила, что он имеет в виду ее мать, а про Джека ничего не знает. А теперь она осознала, что также испытала укол разочарования: ее как будто подтащили к самому краю обрыва, так что осталось только ринуться вниз, и тут она обнаружила, что это вовсе не обрыв, а всего лишь унылый склон. Если бы она была вынуждена рассказать ему больше, чем он уже знал, все так или иначе осталось бы позади – хоть какое-то движение, избавление от настороженного бездействия. Но сделать такое хладнокровно… «У меня просто не хватило духу», – подумала она, и собственное отражение ответило ей презрительным взглядом.
– Уснула. Надо же, какое платье! – Он взял ее пальто и помог одеться.
– А правда будет ужин для всех?
– Фуршет. Все организовала его секретарь. Она знает толк в своем деле, так что, думаю, все пройдет отлично.
Дом Хью преобразился. В просторной гостиной, изогнутой буквой L, горящие в камине поленья распространяли чудесный аромат, вазы были полны синих и белых гиацинтов. Хью стоял у камина рядом с Полли, одетой в платье из жемчужно-серого атласного дамаста с облегающим тонкую талию лифом и длинной пышной юбкой.
– Это Джералд, – расцеловавшись с гостями, представила она, и молодой мужчина с глазами чуть навыкате покраснел.
– Ну надо же, Полл! Твоя привлекательность достигла неслыханных высот!
– Это все платье, дядя Руп. Его мне папа подарил.
Она увидела, как с гордостью заулыбался Хью и сразу помолодел от улыбки. В ответ на ее замечание, что комната выглядит прелестно, он снова улыбнулся и объяснил, что это постаралась миссис Лиф.
– Кстати, она здесь, – добавил он. – Я просто не мог позволить ей вложить столько труда в устройство вечеринки, а потом не явиться на нее.
Появился Саймон, очень рослый и элегантный в смокинге, с подносом, уставленным бокалами шампанского; гости прибывали, вечер начался.