Исход

Ее яйцо остыло, но она заставила себя съесть его, потому что отправляться в путешествие, не позавтракав как следует, – чистое безумие, как говаривал папа. Здравый смысл при мне, думала она, выскребая из скорлупы остатки белка. Может, просто ее визит к Китти заканчивается, и она едет домой. А Фло, наверное, уехала первая, чтобы подготовить дом. У нее здравый смысл, а Фло всегда практична, и кто знает, что могли сделать с домом эти гадкие цеппелины! Ну конечно же! Так вот что малютка Рейчел (только не такая уж она нынче и малютка – скорее, длинная, как бобовый стебель) имела в виду, когда лепетала что-то про дефицит яиц, хотя какое отношение имеют яйца к цеппелинам, она решительно не понимала. Решительно не понимаю, повторила она себе, радуясь, что нашла хоть и сумбурное, но все же объяснение дефициту. Все мало-помалу вставало на свои места. Была страшная война (уже была? насчет этого она сомневалась), погибло столько галантных молодых людей, что остаться незамужней больше не считалось позорным клеймом, ведь мужчин на всех просто-напросто не хватало. Так или иначе, ей всегда казалось, что если быть помолвленной с кем-нибудь ей понравилось бы, то брак мог оказаться несколько…

– Полагаю, Фло просто опередила меня? – спросила она, когда Рейчел пришла забрать поднос.

Рейчел наклонилась и поцеловала ее.

– Да, – ответила она, – именно так.

* * *

– Вы не посмотрите на меня минутку? Нет, голову не поворачивайте – только глазами. Вот так, замечательно. – Он восхищенно улыбнулся. Леди Алатея подавила зевок и улыбнулась в ответ.

Глазки у нее были маленькие, блекло-голубые, но, к счастью, довольно широко расставленные. С таким материалом он сумеет что-нибудь да сделать. Возьмет их потемнее, конечно, и покрупнее, а пустоту в них заменит пытливым вниманием, будто леди Алатея вот-вот задаст какой-нибудь умный вопрос. Весь фокус в сходстве, но в лестном сходстве. У нее был нос картошкой, и он заострил его, и даже ухитрился придать лицу форму, оттенив его высоко под глазами. Но ее рот добил его. Маленький, тонкий, как щель на лице, с какой-то узкой каймой вместо губ, и эту без того каверзную задачу она усложняла, рисуя поверх них другие, пухлые, темно-красной помадой. За время сеанса она обычно успевала слизать помаду почти полностью – как сейчас. Наступил полдень, ему пора было на обед к матери.

– Думаю, на сегодня достаточно, – объявил он. – Я-то знаю, как это утомительно – позировать.

– Боюсь, позирую я не очень умело, – призналась она, подобрав юбки из бледно-голубого атласа и спускаясь с возвышения. – Можно мне подойти и взглянуть?

– Если желаете. Но я еще не закончил.

– Боже! Мое платье смотрится чудесно. А как красиво вы нарисовали мамино ожерелье! Если не ошибаюсь, бриллианты ведь довольно трудно рисовать?

– Вы так скромны, – ответил он. – А что же насчет вас? Как думаете, есть сходство?

Она снова присмотрелась к портрету. Он видел, что она восхищена им.

– Даже не знаю, – произнесла она. – Я в таких вещах не сильна. Но думаю, мои родители останутся довольны.

«А это главное», – мысленно подытожил он, пока она переодевалась в занавешенном углу мастерской. Он запросил двести гиней и за такую сумму угодить был обязан. Из трех дочерей пока что замуж вышла лишь одна, самая миловидная. Он надеялся написать портреты и двух других. Мама помогла ему приобрести дом на Эдвардс-сквер при условии, что он постепенно вернет ей деньги, но домашнее хозяйство оказалось затратным: няня для Себастьяна, кухарка, поденщица, не говоря уже о девушке, которую он нанял на неполный рабочий день выполнять обязанности секретаря, варить кофе и вообще делать все, что понадобится в арендованной им мастерской. А до недавнего времени приходилось платить еще и психиатру, которого посещала Луиза. Но перестала на прошлой неделе – сказала, что это бесполезно и больше она к нему ни за что не пойдет. Он вздохнул. С ней приходилось и впрямь нелегко, он опасался, что мама замечает это и вскоре начнет задавать неудобные вопросы о ней.

Леди Алатея вышла из-за занавески, одетая в кардиган-двойку и фланелевую юбку. Хорошо еще, что ему не придется писать ее ноги, подумал он, провожая ее до такси, целуя руку и уверяя: «Кстати, позируете вы чудесно» – очень уместный комплимент на прощанье.

На улице было морозно, грязный снег бугрился на тротуаре. Паршивая погода – то туман, то дождь, то заморозки, а на отопление мастерской, чтобы клиенты не мерзли, пока позируют, денег не напасешься. Печка, которую он распорядился поставить, оказалась бесполезной, потому что раздобыть для нее угля, сколько надо, не удалось. Хотя бы пообедает он у мамы получше, чем дома. Кухарка из миссис Олсоп никудышная, с этим ее вечным белесым фаршем, вареной капустой и пюре сплошь в жестких серых комках. Луизе, похоже, все равно. Ну да ладно, хотя бы его фигуре такая еда на пользу, при его досадной склонности слишком легко полнеть.