Исход

Его мать лежала, как обычно, на диване у окна, выходящего в маленький парк в классическом стиле. На ней был жакет, который она называла русским – из темно-красного бархата с черным мехом на высоком воротнике и манжетах свободных рукавов.

– Как мило! – воскликнула она, когда он наклонился поцеловать ее. – Редкое удовольствие – заполучить тебя безраздельно! Налей себе выпить, дорогой, а потом иди сюда и рассказывай, как у тебя дела.

Вместе с графинами хереса и джина на столе помещался небольшой серебряный кувшин с водой. Он плеснул себе джину и придвинул пуф к дивану.

– Все утро писал Алатею Крейтон-Грин, – сообщил он. – Непростая задача.

Его мать сочувственно улыбнулась.

– Бедняжка Айона! Три дочери – и ни одного сына! И только у одной презентабельный вид. Так Алатея очень нехороша собой?

– Да. Очень.

Они переглянулись с улыбками. Изредка он спал со своими натурщицами и откуда-то знал, что и мать об этом знает, хоть и никогда не заговаривал об этом. Интересуясь внешностью Алатеи, она на самом деле спрашивала не о том, и он дал отрицательный ответ.

– Того и гляди кто-нибудь из нас скажет, что красота – это еще не все.

Он понял, что это первая осторожная попытка заговорить о Луизе, и уклонился от нее.

– Как там судья?

– Сражается в этих своих комиссиях. И как будто своих ему мало, заодно и в чужих. На прошлой неделе у нас ужинал Хордер. Британский медицинский совет намерен создать фонд по борьбе с проектом закона об общественном здравоохранении. Они просят у Питера поддержки. Еще одна комиссия добивается увеличения выплат членам парламента на тысячу в год. Довольно резко – по сравнению с четырьмя тысячами. Может, еще подумаешь, милый? Я наверняка смогла бы подыскать тебе славное обеспеченное местечко в парламенте.

– Обед подан, миледи.

– Доброе утро, Сара.

Он улыбнулся чинной старшей горничной, она украдкой улыбнулась в ответ.

– Доброе утро, сэр.

Пока он помогал матери подняться с дивана, она сказала:

– Одно я могу пообещать тебе точно. Запеканки из белок у нас не будет.

– Запеканки из белок?

– Милый! Ты что, газет не читаешь? Министерство продовольствия распорядилось, чтобы мы все ели белок, и с этой целью обнародовало рецепт запеканки из них. Омерзительно, правда?

За сырным суфле она расспрашивала о дальнейших заказах на портреты, о работах, которые он готовил к выставке, и он чувствовал, как увлекается, втягивается, упиваясь ее неподдельным, живым интересом, ее убежденностью, что он большой талант, художник с блестящим будущим. За окном с потемневшего неба медленно падали огромные белые снежные хлопья, но здесь, в гостиной, она создавала совсем другой климат, уютный и воодушевляющий, и то, как явно она гордилась им, нисколько не сомневаясь, что он этого достоин, вновь пробуждало в нем уверенность – он заражался от нее удовлетворенностью собой, как восхитительной горячкой.

Она пила только ячменный отвар, но для него припасла бутылку рейнвейна, и к десерту оказалось, что он почти допил ее. Условились, что она обязательно приедет к нему в мастерскую и поможет отобрать картины для выставки – или посмотрит снимки некоторых из них.

– Совершенно неважно, что чуть ли не четверть этих полотен уже продана, – сказала она. – Выставки для того и устраивают, чтобы получить больше заказов.

– Нам надо предложить галерее гравюры по ним.

– Это мы обсудим. А теперь – десерт!

Сара убрала тарелки и вернулась с серебряным блюдом, на котором дымилось нечто загадочное.

– Пахнет бананами!

– Бананы и есть. Наши самые первые. Для тебя берегла. А Питеру в Адмиралтействе достался лимон, – она сказала это таким тоном, будто получить его там – самое обычное дело. – Милый Джеймс «Мыльные пузыри»[5] ему дал. Так любезно, правда? Вот мы и приготовили жареные бананы с коричневым сахаром и лимоном!

Бананы были восхитительны. Она почти не ела, и это означало, что ему перепадет вторая порция.

Но когда они вернулись в гостиную пить кофе перед камином и мать снова устроилась на диване, атмосфера изменилась. Она начала с расспросов о своем внуке, которого «не видела уже давным-давно».

– Себастьян? Он в порядке. Говорит уже довольно хорошо. Как и должно быть, полагаю, – ведь ему скоро три. Сказать няне, чтобы привела его к тебе на чай?

– Обязательно милый. – Она взялась за свою вышивку. И через минуту легким тоном спросила: – А как Луиза?

– У нее все хорошо. Читала на прошлой неделе какие-то стихи для Би-би-си, была в восторге.

– А чем еще она занимается?

– О чем ты, дорогая?

– Ну, не два же последних месяца ей понадобилось, чтобы однажды прочесть несколько стишков. У меня она не показывалась с Рождества.

– Понимаешь, ты запугала ее.

– Не понимаю. И нет, я ее не запугивала – она недолюбливает меня. – И прежде, чем он успел возразить, добавила: – Недолюбливает за то, что я вижу ее насквозь.

– Мама, дорогая, что ты этим хочешь сказать?

Она отложила вышивание и пристально посмотрела на него.

– Я долго решала, стоит заводить с тобой этот разговор или нет. Но ведь у нас никогда не было секретов друг от друга, верно?

– Конечно, не было, – поспешно и неискренне подтвердил он.