Исход

Из-за отопления кое-кто из команды переезжает на новые квартиры. Теперь отапливаться будет ещё меньше помещений. В основном все ютятся вокруг камбуза. Мою каюту решено пока топить. Правда, температура там не такая высокая, как была прежде, но лучше я буду ночевать одна в холодной каюте, чем вместе со всей командой в тепле. Капитан нарочно вызвал меня к себе и сказал:

– Ольга Александровна, поймите меня правильно, прошу вас. Настанет момент, когда отапливать вашу каюту будет нечем. Все мы, скорее всего, постепенно переберёмся в помещение рядом с камбузом. Придётся и вам перебраться, чтобы не замёрзнуть. Я говорю это затем, чтобы вы были готовы. И чтобы всё правильно поняли, когда придётся переезжать.

Я поблагодарила и пообещала обо всём как следует подумать. Но для себя решила, что ни за что не буду переезжать и уж лучше замёрзну. Хотя возле камбуза не в пример теплее, чем у меня в каюте.

Пока все жилые помещения решено утеплить толем, войлоком и досками. Совершенно непонятно, зачем набивать доски, если их очень скоро придётся отдирать для топки. Одновременно занялись переделкой плиты. Вернее, трубами, которые должны пройти через каюты. К счастью, и через мою тоже.

А между тем постепенно холодает, и к концу августа установилась холодная погода. Я ощущаю это не только на улице, где ночью температура опускается до – 10° R, но и в каюте, где теперь уже не так уютно, как было в начале плавания.

Света тоже теперь нет, раз нет керосина. И теперь нас ждёт медвежий жир. Днём пока ещё светло. Но вскоре солнце опять сломается, и сколько же тогда понадобится медведей, чтобы осветить наш скудный быт?.. Боюсь, мы истребим тут всё зверьё на свои коптилки.

Наших собак мы почти не привязываем. Они освоились и даже, кажется, одичали. Бывает, уходят на несколько дней, потом возвращаются, гоняют по льду медведей, а то и вступают с ними в драки. Так что недавно нам с фельдшером пришлось зашивать одну из собак, подранную медведем. Зато теперь я, можно сказать, умею зашивать собак. И если вернусь когда-нибудь на большую землю, то смогу заняться этим благородным делом.

На этой неудачной шутке я и заканчивая письмо, дорогой мой Аполлинарий Матвеевич. Я часто думаю, что не будь Вас, мне некому было бы писать эти письма. А самые несчастные люди – это, наверное, те, кому и письма послать некуда.

Обнимаю Вас.

Ваша О.»

* * *

Отложив письмо, Аполлинарий Матвеевич выпил ещё кофею и снова погрузился в чтение, не преминув при этом удивиться изменившемуся почерку Ольги: письмо было написано размашисто, неровно, тут и там с кляксами. «…Мы прокляты, – писала Ольга. – Мы определённо прокляты. Всё началось с того самого первого медведя – я отлично это помню. Боже, как всё было хорошо до той поры! Но вдруг этот медведь, и всё стало рассыпаться. Сначала все заболели, а хуже всех – капитан. Как это символично! Ведь капитан – это голова экспедиции. И вдруг эту голову поражает какая-то неведомая болезнь. Целых полгода он был сам не свой. Он бредил, покрылся пролежнями, не мог вставать и стал похож на мощи. До сих пор он не набрал нормального веса, быстро устаёт и раздражается по пустякам. Все, кто заболел тогда, стали немного ненормальными. Возможно, одна болезнь вызвала другую – нервную.

В сентябре, когда мы, заваленные шкурами, стали шить всей командой пимы, выяснилось, что, несмотря на избыток шкур, свежего мяса на шхуне нет. И это впервые с января. Признаюсь, я очень удивилась. Мне казалось, что подвоз медвежатины и тюленятины напоминает рождественские подводы в Москве, когда к Охотному ряду тянется санный поезд, нагруженный мясом и рыбой. Неужели это была иллюзия? Кажется, колбасы у нас остались, но свежее мясо на исходе. Между тем зверя вокруг не видно, зато много майн и тонкого молодого льда. И вот капитан объявил, что в связи с отсутствием судовых работ, вся команда должна выходить на лёд на охоту или хотя бы на прогулку. Капитан не раз говорил, что это полезно.

Было это за завтраком. Выслушали капитана молча. Как вдруг штурман пробормотал довольно отчётливо:

– Ну и зачем шляться без дела, когда есть нечего…

– Что же вы предлагаете? – очень недовольно спросил капитан.

Все повернулись к штурману, почувствовав, что надвигается гроза.

– Предлагаю, чтобы команда, разбившись на группы, отправлялась бы ежедневно на охоту в разных направлениях.

– А если другие направления отрезаны майнами[16], что прикажете: всей толпой идти в одну сторону?

– Не кажется ли вам, капитан, что мы не на острове и что майны не могут отрезать все направления кроме одного?

Речь шла, в общем-то, о пустяках. Но они смотрели друг на друга с такой ненавистью, как будто дело было в оскорблении чести.

– А не кажется ли вам, штурман, – повысив голос, сказал капитан, – что вы взвалили на себя чужие обязанности?

– Мне кажется другое, капитан, – помолчав, тоном, не предвещавшим ничего хорошего, – ответил штурман.

– Что именно?

– Что моё участие в руководстве экспедицией вас определённо раздражает. В этом случае мне стоило бы просить отставки…