Когда Тобиас отодвигается, его отсутствие разрывает меня на части, и я сдерживаю всхлип. Он отворачивается от меня и понуро садится на край шезлонга, крылья напрягаются на его мускулистой спине.
Связь, которую он образовал со своими братьями, становится еще крепче. Вот и ответ, причина нашего начала и причина нашего финала – связь, созданная любовью. Неподвластная времени связь, которую не разрушить иной любовью. Связь с его братьями является его смыслом жизни.
Он никогда не сможет выбрать меня.
Он никогда меня не выберет.
Я никогда не смогу попросить его об этом.
– Между нами ничего не может быть, – тихо произносит он.
– Знаю. – Я приподнимаюсь с шезлонга и сажусь, а Тобиас медленно встает и, подняв мое платье, протягивает его мне. Забрав свои боксеры, он оглядывается через плечо, и я вижу в его глазах сожаление. – Я не могу ничего тебе обещать.
– Я и не прошу.
– Теперь все кончено. Все должно кончиться, Сесилия. Должно.
– Знаю.
С еле сдерживаемым гневом он натягивает нижнее белье. Я готовлюсь к боли из-за его отсутствия, к тоске на сердце, пока он подбирает с земли футболку. В прошлом мне разбивали сердце. Я слишком хорошо знакома с этим чувством, но сейчас в груди беснуется боль такой силы, какую я и представить себе не могла.
На мгновение Тобиас вдруг перестает одеваться и смотрит на меня, замерев с майкой на шее, а потом продевает в нее руки. Я встречаюсь глазами с измученным взглядом и вижу его неповиновение – не мне, а звездам, которые ополчились против нас.
Полная катастрофа.
– Черт подери, я не хочу уходить. Не хочу спорить. Не хочу ненавидеть себя. Не хочу винить тебя. Я устал на них злиться, но будь они прокляты и… будь проклята ты, Сесилия. Ты не должна была познакомиться с ними, и ты никогда… – Его лицо искажается от ярости, а мое сердце сжимается. – Ты была… – Он рывком заставляет меня встать и прижимает к себе. Я чувствую, как волнами исходит от него гнев, вижу в его глазах боль.
– Твоей. Я всегда должна была быть твоей, – отвечаю я, а Тобиас кивает и втягивает меня в поцелуй.
Глава 20
–
Расскажи о ней, – прошу я Тобиаса, который лежит, положив руки мне на живот, и пристально смотрит. Он восхитительно обнажен, и мне прекрасно видна его красивая задница. Даже после сделанного в саду признания, что между нами ничего не может быть, Тобиас затянул с претворением в жизнь этого решения. После этого мы весь день заполняли дом новыми воспоминаниями: разговаривали, ели, играли в шахматы, плавали, чередовали трах и занятия любовью. Мы оба отрицаем, отказываясь сталкиваться с неизбежным.– Пожалуйста, мне интересно.
– Она… была красивой, остроумной, полной жизни. Неуступчивой и требовательной в нужные моменты, но удивительно нежной. Любила вино и научила меня готовить. Она была отличным поваром. Мы проводили большую часть времени на кухне. Она всегда могла меня рассмешить, в каком бы настроении я ни находился. Она была моим лучшим другом… моим всем.
– А твой отчим?
– Бо был мне отцом.
– Ладно. Вряд ли он был человеком настроения? – Меня удостаивают взглядом, от которого я начинаю смеяться.
– Я должен быть таким же хитрым, – без обиняков принимается оправдываться Тобиас, – таким же безжалостным, и тебе известна причина.
– Хочешь сказать, где-то скрывается еще одна очаровательная сторона личности? Так продемонстрируй ее. – Он шлепает меня по попе, и я взвизгиваю. Сердце замирает, когда он улыбается мне. – Господи, Француз, по-моему, я тебя сломала.
Он вздыхает и кладет голову мне на грудь.
– Сесилия, я человек. Я начал это не с намерениями быть… тем, кем приходится. Я должен знать, как устроен ум преступника, чтобы думать, как он. Я должен заслужить уважение и верность.
– Ну, похоже, ты в этом преуспел.
– Иного варианта сделать это нет. Но я занимаюсь этим не поэтому. Мне не нужна власть. Она – необходимость. Я пошел на это не ради богатства. Оно тоже стало необходимостью, затратой на первую ставку. Я, как и ты, испытываю отвращение к плодам денег и власти, но борьба должна проходить на равных.
Я глотаю подступивший к горлу ком.
– Знаю.
– За свою жизнь я легко и не задумываясь хранил множество секретов, но лгать матери было чертовски невозможно. У нее был такой тон, что он действовал на меня подобно сыворотке правды. Она за считаные минуты могла меня расколоть. Слава богу, что она была единственной, кто это умел. И порой я рад, что ее больше нет и она не может вытянуть из меня признания. Потому как я не уверен, что она не отказалась бы от меня, будь я с ней честен относительно своих поступков. – Его глаза вспыхивают от эмоций, а потом его взгляд затягивает пелена раздумий.
– Моя мать считала, что мой отец был ужасным человеком, однако я думаю, что его, возможно, понимали превратно.
– Почему ты так говоришь?
– Есть у меня такое чувство.
– Или секрет?
– Чувство, – упорствует Тобиас.
– Ты только взгляни на нас, – заговариваю я, – с нашими комплексами из-за отцов.
– Когда мой оплошал, в моей жизни появился человек, взявший на себя роль отца. – Потупив взор и шумно дыша, Тобиас проводит рукой по моему животу. Он злится из-за меня.