— Мы просим прощения, — присела она в преувеличенно вежливом книксене. — Лорд Дадли. Лорд Берли.
Лорд Берли? Уильям Сесил, воспитатель и учитель Королевы?
Я повторила приветствие Мэри-Агнесс, нехотя поднялась и моргнула, наткнувшись на понимающий взгляд темных глаз. Понимающий и участливый — ни тени довольства, что я покорилась, ни капли злорадства и облаченного в меха торжества. Старый маг жалел меня, и я с ужасом почувствовала, что горло стискивает предательский спазм.
Пожалуйста, Господи, я не хочу больше плакать!..
— Не будем морозить юную леди, — увидев, что со мной творится, пришел на выручку лорд Берли.
Указал кустистыми бровями на ступени, велев Мэри идти первой — «Агнесса», подставил локоть мне: «Мисс Хорн»; снежный ветер запорошил мага льдинками, распахнул тяжелую шубу, царапнул камзол и, испугавшись блеска цепи царедворца, отпрянул. Граф Лестер шел третьим — как пастуший пес, следящий, чтобы овечка добралась до яслей. Обитая железом дверь донжона открылась — сама по себе — и захлопнулась, демонстрируя, что дороги обратно не будет.
Что остались только холод и смерть на лезвии бритвы Уилбера. Иглы инея, скруглившие коридор. Тусклый факел сквозь морозное марево — Мэри-Агнесс подняла его над головой будто знамя. Шорох савана-платья. Голос органа…
Торжественно-похоронная музыка вела за собой как линия крови. Шаг за шагом, к чудовищу, заткавшему Альбион паутиной из ненависти; вознесшему магию на пьедестал, не ценящему ничего, кроме власти; к чудовищу, для которого я родилась и вернулась.
К Ее Величеству леди Элизабет.
Королева сидела в первом ряду, так близко к Распятию, что это было кощунством. Со спины Она казалась человеком: пышные рыжие волосы собраны в узел, светлое платье сияет на фоне мундиров — в тесной часовне собралась едва не вся Свора. Придерживая золотую ст
Она… услышала?!
Как?!..
Королева отстранила священника, повернулась. Орган замолчал.
Я спешно присела в реверансе, надеясь, что мне показалось, что все обойдется, но плечи рывком развернулись, ноги выпрямились — кукловод потянул за веревки, — подбородок резко дернулся вверх, и я с ужасом уставилась в алые глазницы, вырезанные на заиндевелом мраморе лица. Ни губ, ни бровей, лишь багровые отблески по скулам и подбородку.
Почти носферату.
Метка на горле ждущего у алтаря Уилбера сверкнула. Makada побледнел, дернулся мне навстречу — и остановился, словно налетев на прозрачную стену. А я отшатнулась: он знает!..
— Святой отец, начинайте, — приказала Королева и, потеряв ко мне интерес, откинулась на спинку скамьи.
Вокруг зашумели. Гончих было так много, что они сливались в пятно — серое рокочущее море в декабрьский шторм. Маги рассаживались за леди Элизабет, обступали колонны; те, кому не хватило зрительских мест, строились шеренгами возле входа и вдоль пути к алтарю. Кто-то, издевкой, сунул букет флердоранжа: «От жениха». Мимо протиснулся Дадли, за ним, оставив факел в креплении, Мэри. Меня обтекали, подталкивали, тащили вслед за собой — мелькающие лица как пена — и ноги дрожали. Дыхание сбилось, по щекам заструились слезы, пальцы рук затряслись — от отрешенной уверенности, с которой я шла сюда, не осталось следа. Не получится! Ничего не получится!..
…я не пойду!
Я не могу, не хочу! Я лучше умру, я хочу умереть!..
Гончие расступились, образовав коридор, и паника захлестнула волной.
— Нет… — попятилась я, путаясь в юбках, — нет!..
Жалкий крик заглушило органом, а лорд Берли, с неожиданной силой сжав мою талию, повел — почти понес — меня к священнику.
— Смерть ничего не решает, мисс Хорн, — сказал он так тихо, что я еле расслышала. В ушах шумело, часовня и маги плыли. — Подумайте сами — что бы сказали ваши родители?.. Я понимаю, вы многое пережили, вы в отчаянии, но вы молоды, вы еще будете счастливы. Позвольте мистеру Уилберу любить вас, и брак будет очень удачным. …Я благословляю вас, дитя.
Старый маг поцеловал меня в лоб и оставил перед престолом и капелланом, отступил, занимая ступень посаженного отца. Без его поддержки я зашаталась, и запястье пронзило болью.
— Держи себя в руках, Вирджиния! — Уилбер стиснул мои пальцы так, что захрустели суставы. — Не смей унижаться!..
…будто бы это поможет.
Никогда не спасало, кого бы я ни молила о помощи — соседей, воспитателей, Алекса, Мэри-Агнесс, — меня не слышат, не желают смотреть, даже капеллан отводит глаза, будто бы не приветствует Триединого, а отпевает, и… Разве можно венчать того, кто уже похоронен?! Я знаю, у меня есть могила!.. Я… Я… — Я попыталась сказать это, но не выдавила ни звука.