Я насчитала тринадцать выстрелов, гнавших Алекса из-под защиты камней на затоптанный луг, к реке. Пальба била в уши, синее свечение все нарастало, слепило, воздух дрожал, будто Королева снова решила ударить — я не сразу почувствовала вибрацию и низкий гул. Вдалеке — очень близко — что-то оглушительно треснуло —
Я так оторопела, что даже не попыталась бежать, только запрокинула голову, парализованная первобытной силой и мощью стихии. Секунды растянулись в вечность — так четко я видела свинцово-серую толщу воды, закрывшую небо. Наверху белым гребнем горела пена; внизу бились тени — не то водоросли, не то рыбы. А может, люди. Ревущая волна пожрала крепостные башни, вырвала из земли валуны и понесла, сметая всех, кто не убрался с пути. Я сейчас умру, — отрешенно подумала я. — Я ведь даже не умею плавать…
От грохота воды и камня заложило уши. Грудь сдавило так, что не получалось вдохнуть; те струйки воздуха, что просачивались в легкие, оставляли налет тины и грязи. Я зажмурилась, готовая к удару, к острой боли и темноте, к быстрой смерти — в отличие от магов, река милосердна, — я зажмурилась, уткнувшись в юбку, и только это спасло зрение, когда земля подо мной загорелась метеоритным железом, а перед лазом выросла стена огня.
Раскаленный пар до волдырей ожег шею. Я завизжала, отпрянув, и захлебнулась: даже ослабленный, поток разнес мое убежище, что скорлупки. Ледяная вода залила с головой; меня завертело, закружило, потащило вперед — я забилась, потеряв верх и низ в мутной взвеси, ударилась обо что-то виском, а потом горячее плетение подхватило меня под мышки и вынесло на поверхность, на остов уничтоженной башни.
…иначе я разбилась бы о заклятие лорда Берли.
Огромная, все еще огромная волна — рядом с ней старый маг показался былинкой — налетела на его выставленные ладони и с оглушительным плеском опала, сотней безобидных ручьев растекаясь по Тауэру. Там, где только что бушевала стихия, осталось болото, заваленное кусками колонн, обломками дерева, сором с реки и телами. Синие отблески все еще играли на кирасах и пуговицах, раздражая глаза. Сощурившись, я узнала в одном из мертвецов старика в мундире Гончего — того, что пытался обойти Королеву. Сперва я подумала, он утонул. Потом заметила кусок нерастаявшего льда в его горле, и меня вырвало. Желчь, кровь…
Кровь?..
Меня так трясло от шока и холода, что я забыла о рассеченном виске, и только теперь, сидя на коленях, попыталась ощупать рану. Кожа над ухом съехала в сторону; дрожащими руками я стала пристраивать лоскут с волосами на место — кусая губы, сдерживая плач, но Алекс все равно услышал. Горячее плетение стиснуло плечо, дернуло, заставив меня повернуться, и я всхлипнула, демонстрируя магу через разделявшую нас сотню ярдов залитую кровью щеку и чудом уцелевший глаз.
На скулах Алекса заиграли желваки. Воздух рядом со мной задрожал, будто от готового открыться портала, опять стал прозрачным, а Александр всем телом подался к реке. Ладонь правой руки налилась опасным жаром.
— Не надо!.. Алекс!..
Маг стряхнул мою мольбу как наскучивший фрак; пламя разрасталось, слепило, огненным рукавом затянуло плечо:
Стоящий посреди обмелевшей Темзы старик покачал головой и, припадая на ногу, решительно шагнул вперед. Его всколоченные волосы и бороду покрыла тина, с насквозь мокрой одежды сбегала вода, но маг не замечал ни холода, ни грязи, пристально глядя в глаза Александру:
— У нас общая цель, Райдер! Я могу помочь…
Слепящая молния с шипением прошила воздух, ударила в грудь, отбросив старика на несколько ярдов, а на Алекса, будто рой, налетел снежный вихрь. Метель не ранила мага — он раздраженно отмахнулся от нее, распылив, — но отвлекла от потока тумана: в серых клубах мелькнула серебряная чешуя, следом за ней искаженная — шестирукая! — фигура makada, и волны Темзы вспорол веер брызг. Мэри-Агнесс и Уилбер бросились на Артура Найтли, вспарывая когтями, потащили его в глубину. Кто-то завизжал, зашипел, в центре русла завертелся багровый омут — и все затихло.
Только пена у берега стала кровавой.
Господи…
Господи, нет…
Ментальный зов Александра застал врасплох: сидя на коленях, я смотрела на Темзу и, цепляясь за камни, беззвучно молилась, чтобы Мэри — последний осколок детства — вернулась. Я была разочарована в ней, несказанно зла, но никогда не желала ей смерти! Никому не желала!