Искра

После очередного рывка он вытаскивает бьющую хвостом серую рыбу размером с его ладонь и кидает ее к небольшой, недавно выловленной наживе, которая уже давно перестала дышать.

Затем он откладывает в сторону удочку и собирает всю рыбу в жестяное ведро, которым до этого удалял золу из дымохода, а потом приспособил для хранения еды.

Через несколько секунд Джео стучит сапогами по дверному косяку и заходит, а в дом врывается ледяной холод. Он спешно притворяет дверь, не впуская зимний воздух, но я не отворачиваюсь от окна, даже услышав, как Джео ставит ведро на крошечной кухоньке или снимает тяжелые сапоги, чтобы просушить их у огня.

Я просто продолжаю смотреть в это грязное окно, к которому примерзли сажа и пыль. Продолжаю смотреть на заснеженную гору, загораживающую мне вид на замок Хайбелла, стоящий по другую сторону.

Мы пробыли в убежище четыре дня. Четыре дня, как я сбежала из своего замка, спустилась по каменной лестнице, у которой как будто не было конца. Я шла, пока ноги не стали подкашиваться, скрылась в этом темном туннеле, напряженно смотря на свечу, которую нес идущий впереди нас сэр Лот Пруинн.

Той ночью мы впятером добрались до этого дома, и никто не нашел этот тайный проход и не ринулся за нами. Мятежникам не было известно местонахождение этого убежища. Однако эта секретность стоила нам двух стражей, оставшихся в замке для того, чтобы за нами никто не последовал. Они так и не вернулись и, наверное, сейчас покоятся где-нибудь в той позолоченной комнате.

– Вам удалось поспать? – спрашивает стоящий сзади Джео.

Я смотрю на него и вижу, как он достает из ведра рыбу и с силой швыряет ее на небольшой стол. Нос тут же чует этот едкий запах, и я в отвращении морщусь.

– Обязательно так делать?

– Да, если не хотите умереть от голода. – От его непочтительного тона я резко выпрямляюсь, но если Джео и подмечает мое раздражение, то не стремится его развеять. Он достает из ящика нож и начинает резать рыбу неаккуратными движениями. Половина мяса остается на коже.

– Так вы спали? – снова спрашивает он.

– Не могу спать в той ужасной спальне. – Я перевожу взгляд на деревянную лестницу, притулившуюся в углу, словно могу увидеть ту комнату. Я ее ненавижу. Неровный матрац, камин, от которого дыма больше, чем тепла, белье, пахнущее плесенью и пылью. – Продувает жутко.

Джео плотно поджимает губы и хмурится.

– Дом старый, но нам посчастливилось и такой найти.

Я резко смеюсь, чувствуя, как поднимается по горлу желчь.

– Посчастливилось? Думаешь, можно счесть за счастье, что я потеряла замок, власть над Хайбеллом всего за неделю?

– Я не это…

– Я законная правительница Шестого королевства, – перебиваю я, смотря на него так же холодно, как холоден цвет моих глаз. – Яд Тиндалла распространился по городу настолько, что мне пришлось покинуть свой дом. Пришлось прятаться в этом убогом убежище.

– Верно. – Нож с шумом опускается на стол, когда Джео принимается резать – нет, подвергать пыткам рыбу так, словно представляет, как отрезает что-то иное. – Что ж, Ваше Величество, сожалею, что этот дом недостаточно для вас шикарен.

Я смотрю на него испепеляющим взглядом.

– Повтори? – Да как он смеет обращаться ко мне в подобном тоне!

– Оглянитесь, – говорит Джео и взмахивает ножом, словно ладонью. – Ваш замок захвачен мятежниками. Ваши же солдаты от вас отвернулись. Вы правили одна всего несколько недель и взгляните на последствия.

Я стискиваю челюсти. Еще чуточку сильнее – и они треснут, как крепкий лед.

– Это все Тиндалл…

– Да, во всем виноват он, – перебивает Джео и поворачивается ко мне лицом. Впервые я замечаю, как потрескались у него губы, как огрубела от румянца кожа, словно во время его длительной рыбалки зимний ветер обрушился на него пощечинами.

И по этим морщинкам, по этой шелушащейся коже, по кругам под его глазами, я понимаю, какого он обо мне мнения. Как я опустилась в его глазах. Будь я сейчас в Хайбелле, носи я свои изысканные платья и опаловую корону, он бы не посмел разговаривать со мной в таком тоне.

Но я здесь. Сбежала из своего же замка, ношу одежду десятилетней давности, найденную в сундуке и наполовину съеденную молью. У меня нет ни слуг, ни поваров, ни советников, ни короны, ни замка.

– Наложникам царицы не дозволено разговаривать с ней в подобном тоне, – сухо отвечаю я, предостерегая его попридержать язык.

По его шее расползается румянец, остановившись над расстегнутым воротником туники и пальто, которые он носил слишком много дней. Но его усыпанную веснушками кожу покрывает не краска смущения, а гнева.

– Этот наложник целыми днями напролет трудится, чтобы вас накормить, согреть и устроить с удобством, а вы тем временем только сидите и жалуетесь, а еще в это грязное окно смотрите вместо того, чтобы что-нибудь сделать! – выплевывает он.

Я смотрю на него с изумлением, и изо рта вырывается пар от прохладного воздуха.

Через мгновение его злость стихает, а голубые глаза немного смягчаются. И за это я ненавижу его еще сильнее.

– Нельзя ждать, что вам подадут все на блюдечке, а потом злиться, когда не получаете желаемое, – тихо говорит он.