Искра и Тьма (СИ)

— Так это в порядке защиты, хозяюшка! Мы их не трогали. Видят боги, в вашем краю мы никого не трогали. Пока.

Вечером, наскоро поужинав, Военег решил посмотреть, как устроилось войско. Едва выйдя за ворота, князь увидел пленника, коего хольды приковали к забору, точно корову. Цепи толщиной с руку охватывали запястья, лодыжки и пристегивались к хомуту, такому широкому, что несчастный вынужден был вытягивать шею, словно цапля.

— Это что такое? — возмущенно спросил князь. — Посмотрите, как он выглядит? Я что, приказывал его замучить до смерти? Кому его отдали?

— Синему, — ответили ему.

— Синему десять плетей. Парня накормить, привести в порядок, и… у меня есть идея.

Спустя час пленник стоял перед Военегом. Князь лениво цедил квас, закусывая сухарями с изюмом.

— Вижу, румянец на щеках заиграл, — сказал Военег, оглядев пленника. — Скажи свое имя, хлопец.

Парень промолчал.

— Не хочешь говорить. А ведь я тебе ничего плохого не сделал. Ты первый начал. Зачем на меня напал?

Тишина. Военег стукнул кулаком по столу.

— Давай не будем, а? Отвечай, как тебя зовут!

— Скажи, — примирительно попросил Тур, хлопнув его по спине. — Что ты как бобыня! Али мы не люди? Никак уроды? Поговорим, хлопче!

— Матвей я, — насупившись, проговорил пленник.

— Вот так-то лучше. А я князь Военег. А это мои слуги подколенные: Тур-Гуляка, Леваш-Ветрогон…

Тут все прыснули со смеху.

— Асмунд — ученый человек, — продолжал князь. — Почетный магистр Слеплинского университета… Что смеетесь? Это правда, между прочим. Далее Семен Безбородый, Рагуйло-Собачник… а где твои гончие, Рагуйло? Только сейчас заметил. Где они?

— Так они в Сосне остались. Под присмотром Луки. Чего я их буду таскать за собой? Они так, для забавы. Не для похода.

— Вон оно как… Хорошо, пойдем дальше. Вот тот киселяй — Путька-Курощуп.

— Ну, зачем вы так, Военег Всеволодович. Никакой я не курощуп. Я Путята, мастер-мечник.

— Ладно-ладно. Вот Рагуйлин брат, Аскольд Еропыч, а этот, кто громче всех смеется, — Ляшко-Ерпыль. Но вот что я хотел узнать. Ты и вправду своим ополчением верховодил?

— Правда, — сухо ответил Матвей.

— Кем был в жизни?

— Кузнецом. Подмастерьем.

— Хорошо. Мечом владеешь?

— Владею.

— Проси чего хочешь.

Матвей поднял голову и грозно выпалил:

— Свободы!

— Ух ты какой! Хорошо. Я отпущу тебя, но с условием. Рагуйло!

— Слушаю, князь!

— Как там твой кровник поживает?

— Кровник? Он же его убьет.

— А тебе-то что?

— Ничего…

— Побьешься за свободу-то, а, Матвей? — насмешливо спросил князь.

— А ты, князь Военег, слово сдержишь?

Военег на мгновение вспыхнул, но тут же успокоился.

— Сдержу. Все слышали?

Бой решили устроить на холме, подальше от поселка. Рядом рос березняк, внизу тек ручей. Уже смеркалось. «Тут и раньше устраивались кулачные бои, а может, что и похлеще», подумал Безбородый, глядя на голый пятак, венчающий холм, словно плешь — голову старика. Толпа собралась немалая — несколько сотен.

Пока все галдели, бойцы вышли в круг. Военег стоял, скрестив руки на груди, и поглядывал на Рагуйло, за чьей спиной находился косо ухмыляющийся Аскольд. Сам Рагуйло, видно, осознавший, какую глупость совершил там, в башне, был бледен и растерян. Военег — двуличный и непредсказуемый человек. Он мог проигнорировать дерзкое и оскорбительное отношение к себе, примером чему могла послужить Татианина сварливость, мог превратиться в ласкового любовника. Мог превратиться в жестокого зверя. В любом случае Рагуйло обречен, как и его кровник. Князь ненавидел намеки и двусмысленности, был мнителен и злопамятен. И вообще, Собачник никогда не нравился ему. Если честно, Рагуйло мало кому нравился.

«Как подохнет, прикажу прикончить собак, — сказал Семену Военег вчера. — Ненавижу собак. Рагуйло падет, и его место займет Аскольд, — если кто и должен быть куном, то только старший брат. И еще Аскольд послушен и не так умен. Что думаешь, Семен?»

Безбородый пожал плечами.

Один монах однажды спросил: «Как ты можешь покровительствовать воплощению окаянного Карла?» Тогда Семен рассмеялся. А сейчас… Что он чувствовал по отношению к нему? Много лет назад он принял испуганного, отчаявшегося юношу в свои ряды. Парень грезил о мести. Сегодня Военег и правда превращался в мировое пугало, которым являлся последний треарийский император. Но Семен не мог осудить князя, потому что чувствовал, что и его руки в крови. Как отмыться от этого? Уйти? Сбежать? Куда-нибудь подальше, в горы.

Однажды возникнув, эта мысль плотно засела в голове Безбородого.

Матвея вооружили мечом и хлипким деревянным щитом, Хаир Каменная Башка вышел с молотом. Глядя на них, Семен поразился коварству Военега: Матвею, ослабленному кандалами и побоями, нипочем не устоять против злобного великана и его жуткого молота. Было в этом некое ребячество. Если подумать, Военег так и остался мальчишкой, наделенным огромной властью.