Искра и Тьма (СИ)

— Это значит, что в случае проигрыша он не намерен жить. Он сам убьет себя. Таков его девиз: все или ничего.

Барх вел армию уже три дня, направляясь на юго-восток, все дальше от Крина, в глубь засушливой степи. Ехали быстро — Барх хотел первым достичь истока реки Баж и, расположившись в том богатом дичью краю, спокойно ожидать вестей от Алпака и Кадыра. По-прежнему находясь в полном неведении относительно планов Талгата, он не сомневался, что мятежный ван тоже готовится к схватке.

Битва могла произойти где угодно, однако искать врага в крайне неприветливой южной степи, в которой часто дули пыльные ветры и немилосердно жгло солнце, было неразумно. Многотысячной армии надлежало питаться, пить воду, и в этом смысле плоскогорье Баж, полное ручьев и мелких озер, подходило как нельзя лучше. Достигший его первым получал, кроме того, стратегическое преимущество — в холмистой местности легко можно было занять удобное и выигрышное положение относительно неприятеля.

Конечно, Талгат тоже понимал это, и шансов разместиться на плоскогорье первым у него было гораздо больше из-за близости родного улуса. В этом случае Барх рассчитывал на внезапность.

На четвертый день, когда до Бажа оставалось два дня пути, передовой отряд заметил на горизонте три точки. Подъехав поближе, они обнаружили три сильно обезображенные, высушенные солнцем головы, воткнутые на копья. На земле валялись остатки окровавленной рваной одежды, помятый колчан и нож. Серебряный нож с искусно отделанной рукоятью убийцы оставили преднамеренно, — Шайтан узнал его. Он принадлежал Кадыру.

Сделанное открытие расстроило Барха: судя по состоянию голов, Кадыр погиб не меньше недели назад, а значит, в плоскогорье их уже давно поджидают. На совете все сошлись во мнении, что столь вызывающее поведение Талгата говорит о его возросшей уверенности в своих силах. А уверенность ему может придать только поддержка всех южных ванов.

— Мы не знаем, — сказал Барх, — принадлежит ли одна из голов Алпаку. Я надеюсь, что нет — Алпак поехал к Шагуну кружным путем, через земли Аюна. Да-да, мы не будем ждать от него вестей, хотя, зная немного Алпака, я могу сказать, что он вряд ли так просто попался бы в их сети. У нас единственный выход — быстрота и решительность. Талгат хочет нас напугать — вот что значат эти три головы. Он думает, что я молод, трусоват, несдержан. Пусть так думает.

Ранним утром они двинулись в путь, повернув на восток, — Барх решил сделать крюк, перейти неглубокую реку и ударить по неприятелю с юга.

Ближе к вечеру войско кагана окружило каких-то людей, всего около тысячи человек. Их внешность — смуглые, почти черные, босые, в длинных халатах, в чалмах, — выдавала в них чужаков. Едва завидев кочевников, они повскакали с мест и в ужасе прижались друг к другу. Заинтересовавшись, Барх повернул к ним и въехал на коне прямо в толпу, рассыпавшуюся в панике.

Чужеземцы выглядели ужасно: болезненно худые, изможденные, грязные, запаршивевшие. Большую их часть составляли мужчины, несколько глубоких стариков лежали, раздетые по пояс, обнажив торчавшие ребра и вперив тусклые глаза в небо. Женщины, лица которых скрывались под полупрозрачным платком, нянчили жутко истощенных детей. Надо сказать, что самый вид этих ребятишек так поразил адрагов, что они поспешили удалиться, боясь подцепить какую-нибудь заразу. Один Барх остался равнодушен ко всему и, скривившись, вызвал к себе их вождя, которым оказался хромой, высокий и невероятно сморщенный старик.

— Кто вы такие? Откуда?

— Мы — бинчи, хозяин, — ответил старик с заметным акцентом. — Мы родом с далекого юга, из пустыни. Меня зовут Абдель, я к твоим услугам, хозяин.

— Пустынники? — спросил Барх.

— Так нас называют.

— Что вам здесь надо?

— Мира, хозяин. Мы хотим мира.

— Хм, мир надо заслужить.

— Согласен, хозяин, — с поклоном ответил Абдель.

— Рассказывай.

Абдель попросил разрешения сесть, сославшись на больные ноги, и, получив его, поведал свою безрадостную историю.

В пустыне поселилось зло — старик именовал его Черной птицей. Она появляется редко, но всюду распространяет смерть. Пыльные бури, после которых бесследно исчезает все живое; жуткие завывания, от которых в жилах стынет кровь; черный туман, холодный, как вода в самом глубоком колодце, — все это дела Черной птицы. Пустыня, и без того суровая, стала непригодной для жизни, ибо зло расползалось по земле все дальше на север в поисках новых жертв.

Тысячи и тысячи пустынников вынуждены были покинуть родной край. Всюду их встречали враждебно: хапиши забирали лучших в рабство, остальных прогоняли в самые неприветливые места, обрекая на верную смерть; деханы их попросту истребляли. Камыки и адраги тоже гнали бинчей, как прокаженных, и никто не думал о том, что когда-нибудь и их постигнет та же участь.