Искра и Тьма (СИ)

— А что ты скажешь, Черный Зуб? — с надеждой в голосе обратилась к десятнику Искра. — Скажи свое слово, скажи смело, мы примем любой совет. Так ведь, Мечеслав?

— Да, — рассеянно подтвердил князь. — Так.

Черный Зуб молчал.

— Не хочешь говорить? — поинтересовалась Искра, подходя к десятнику вплотную. — Или не знаешь, что сказать?

Она взглянула ему в глаза.

— У тебя черные глаза, Гуннар, — проговорила она. — Знаешь, только сейчас я поняла, насколько ты… далек от всех нас. Тебя ведь не Воиград тревожит? Что-то другое, так? Я помню, как про тебя говорили… что же… ах да — тебя нашли в степи. Лет десять назад. Одного, умирающего. Истощенного. И не убили только потому, что ты не очень похож на степняка. Так было?

Гуннар невозмутимо кивнул.

— Кто ты?

— Так ли важно, кто я? — ответил он.

Искра не нашлась что ответить.

— Я ваш слуга, — добавил Черный Зуб. — Приказывайте — все, что в моих силах, я сделаю. Но спасти вашего возлюбленного я не в силах. И никто не в силах. Кто в этом виноват — не мне судить. Но вам не устоять. Некому стоять.

Что-то в его словах заставило ее поверить ему.

— Нет, — прошептала она, опустив голову.

— Это не страшно, — услышала она его хладнокровный голос. — Княжества рождаются. Исчезают.

Гуннар снова замолчал.

— Ты не договорил, — сказала Искра и подняла голову.

Но десятник уже ушел.

В это же время дубичи совещались на кухне.

— Я не гамегех уа хгухать, — проговорил Борис с ртом, битком набитым снедью. — Хе хгойте ых шшеба умжикоу. Хто, в кошше хошшоу, уайи? Пхавиго — я!

Он говорил зло, выбрасывая изо рта крошки хлеба. Справа от него прямо на столе сидел Военег, слева стоял, точно страж, Ярополк. Напротив, на лавках, — Лавр, Семен и Асмунд, рассматривавший впросвет темно-зеленую бутылку с вином. Ольгерд стоял поодаль.

— Так нельзя, — покачав головой, сказал Лавр.

— Пошему? — спросил князь.

— Подождите, господин Лавр, — вмешался Военег, сдувая пену с пива, налитого в глиняную кружку. — Переведите мне, пожалуйста, что сейчас сказал мой дражайший брат?

— Ух ты! — ухмыльнулся Борис — Хегов баамут. Тьфу!

— Кхе-кхе… с вашего позволения, государь, — помявшись, проговорил Лавр и повернулся к Военегу: — Его величество изволили сказать, что он не намерен ждать. Как я понял…

— Ты хочешь сейчас же сесть на трон? — не слушая его, спросил у Бориса Военег. — Мечеслава на кол, а сам на трон? Надо же, какой прыткий!

Борис в ответ на это грохнул кулаком по столу и рванулся к брату, как ни в чем не бывало цедившему пиво, но наскочил на сдвинутую им же лавку и с ревом упал вниз лицом. Ярополк подбежал к нему и помог встать.

Борис разбил нос. Из перекошенного в лютой злобе рта вываливалась плохо пережеванная пища, смешивалась с кровью и пачкала торчащую дыбом бороду. Он поднял трясущийся палец на Военега и что-то гневно промычал. Что именно — не понял даже Ярополк.

— Можешь сколько угодно скалить зубы, государь мой брат, — сказал Военег, преспокойно осушив кружку и аккуратно поставив ее на стол. — Но любую вещь надо заслужить. Вот скажи мне, скажи человеческим языком, заслужил ли ты хоть что-нибудь в жизни?

Борис покраснел, запыхтел, но ничего не ответил.

— Молчишь? — язвительно продолжил Военег. — Хорошо, тогда скажу я. На мой взгляд, ты ничем не отличаешься от Мечеслава — оба вы случайные люди, волею судьбы севшие на престол. Заметь — волею судьбы! Наследство здесь ни при чем. Я вообще считаю этот закон, мягко говоря, несовершенным… да попросту глупым. Допустим, я — царь. А мой сын — полный идиот. И что, я должен после себя отдать ему царство? Отдать царство идиоту? — Военег хмыкнул, почесал щеку и продолжил: — Я был изгнан — за что я тебе благодарен, брат, — но не сломался, а добился успеха. Я первый, кто сумел объединить множество разбоничьих шаек, доставлявших всем окружающим государствам массу хлопот. Я подарил вам мир — и Дубич давно уже не беспокоит Сечь. И вижу, что зря. Ты хочешь воцариться в Воиграде, не ударив палец о палец, так? Не будет этого. Слышишь, брат? Не будет!

— Да что ты мне сделаешь, красавчик? — заорал Борис. Военег склонил голову набок, внимательно слушая его нечленораздельную речь. — Побьешь меня? Да набеги твоих оборванцев всего лишь комариный укус, етитмь! Плевал я на тебя и на твою Сечь, етитмь! Кишка тонка, етитмь! Прикажу, и повесят тебя, а шлюху твою — в яму к батракам! Вот, бля!

Ярополк тщетно пытался успокоить Бориса, чьи глаза превратились в два пылающих пятака. Но после того, как князь капризно оттолкнул его, явственно обозвав поросячьим хером, Цепной Пес внезапно выпрямился. Взгляд его похолодел.

— Знаешь что, батя, — сказал он. — С тех пор как ты соизволил принять меня в свою семью, милостиво назвав сыном, я ни разу не услышал от тебя ни одного доброго слова. Между тем — я не дурак, знаю, — все вокруг говорят, что я готов лизать тебе пятки. Да так и было, чего уж там. Я служил тебе… хм… как верный пес, а в ответ неизменно слышал: да пошел ты, урод, недоумок и так далее. Все, хватит. Царствуй себе на здоровье, но без меня.

Военег захлопал в ладоши. Ярополк свирепо глянул на него, плюнул в сторону и ушел.