Искра и Тьма (СИ)

— Вот к чему мы пришли. — Ольгерд степенно вышел из дальнего угла кухни, где находились мешки с мукой, корзины с хлебом и овощами. Прошел к собравшимся и неторопливо уселся рядом с Асмундом, всецело погруженным в свои мысли.

— Ну и? — спросил Военег, закинув ногу на ногу. — К чему мы пришли?

— Ваше величество, — обратился к Борису, застывшему с разинутым ртом, Ольгерд, — присядьте, не стойте вы так.

Борис отрешенно посмотрел на волхва и сел.

— Вы делите шкуру неубитого зверя, почтенные господа. Хочется заграбастать Воиград? Так ведь, государь? Признайтесь, ваше величество, разбойничья рать вашего брата смущает вас, лишает вас покоя? И правильно. Чего ради Военег должен отдавать вам столь лакомый кусочек? Центр Верессии, точка, соединяющая Запад и Восток.

— К чему все это? — Военег внешне был спокоен, но внутри него закипала ярость.

— Я хочу лишь охладить ваш пыл, господа. Будьте благоразумны. Немного поднажмем, и Мечеслав наш. Пусть сидит себе здесь. Главное, чтобы он все делал так, как нам угодно.

— Врешь, старик, — бросил Военег. — Хочешь поучить нас жизни? Может, еще напомнишь мне о моих грехах? А чем эта тупая, жирная свинья, которая не может даже привести себя в порядок, отличается от меня? Разве он не бил нашу мать? Разве он не оскорблял ее? Почему, скажи мне, изгнали меня, а не его? Потому что он князь? Я надеялся, надеялся, черт возьми, повстречать брата. Брата! А повстречал грязного, вонючего дурака, ополоумевшего с годами. Он хочет сесть на трон. Да пусть! Я свистну моим ребятам, и они отнесут его туда и посадят. И заставят Мечеслава, этого слащавого мужеложца, поклониться ему в ноги. Что от этого изменится? Что подумают мои ребята? Что ты думаешь по этому поводу, а, Семен?

— Не знаю, — буркнул Семен, грызя копченую гусиную ножку. — Ваши игры меня не интересуют.

— А что тебя интересует? — ехидно спросил Лавр.

— Свобода. Свобода меня интересует. Свобода, мать вашу, и отстаньте от меня. Дайте поесть.

Военег никак не ожидал такого ответа от своего любимого куна и осекся на полуслове. Борис, с наимрачнейшим выражением лица, тяжело молчал. Но Ольгерд просиял.

— Как я вижу, — сказал он, — ваши ребята не очень-то, как соизволил выразиться Ярополк, лижут вам пятки. Берегитесь, Военег Всеволодович, — не ровен час, и они бросят вас. Вот так-то.

Асмунд с хлопком откупорил зеленую бутылку, налил себе вина в чашу и, с видом знатока сделав глоток, сказал:

— Эх, господа, господа. Чую, договоритесь вы до ножей. А между тем ничего ведь не решено. Что будем делать-то? Гулять на свадьбе или трясти местного царька? Мол, отдай нам свое царство-государство подобру-поздорову. Отдай, не то худо будет. А кому? Под чье, так сказать, крыло? Царю Дубича или вам, князь? Решите уж этот вопрос между собой. А нас — тут я соглашусь с Семеном — не вмешивайте. Но мой вам совет. Давайте сначала свадебку, а то мужики больно погулять хотят.

— Свадебку?! — взорвался Военег. — После того, что тут натворил мой братец? После оскорблений, которыми он осыпал и Мечеслава, и меня, и мою женщину?! Забудь! Не похож Мечеслав на сумасшедшего. Да и невеста его та еще штучка. Нет. Решаем, господа. Я заявляю, что Воиград не отдам. Не для того я сюда приехал! Не для того Сечь шла за мной! И вам со мной не совладать, уж поверьте мне. У меня сил больше. Я знаю — багуны свободолюбивы и независимы. Но не будь я Военегом, если не дам им того, чего они действительно хотят. А хотят они вовсе не свадебных гуляний.

Борис встал. Вытер рукавом рот. И на удивление отчетливо произнес, с ненавистью глядя брату в глаза:

— Не отдашь, говоришь? Это мы еще посмотрим.

Семен ушел с кухни раздосадованный. Ушел стремительно, и эхо шагов разносилось по сводчатым коридорам дворца. Оказавшись на улице, Семен остановился и облегченно вздохнул.

Последние дни прошли в вынужденном пьянстве, и от этого никуда нельзя было деться. Семен пил, глядя на опостылевшие ему лица; отсыпался, потом снова пил. Военег то и дело звал его — кажется, только для того, чтобы он покрасовался своей более или менее приличной внешностью и удовлетворил неугасающий интерес местных и неместных вельмож к легендарному воиградскому тадхунду.

Семену надоело. Ему хотелось вырваться из этого круга. Вырваться навстречу мечте, свободе. Может быть, это родной город, изменившийся до неузнаваемости, так повлиял на него? Когда они проезжали по улицам Воиграда, Семен с тоской и удивлением всматривался в узкие, темные переулки, переполненные грязью и нищетой. В дни его юности город буквально распирало от огромного количества народа, проживавшего здесь. Дворы купцов, палаты бояр, университеты, библиотеки, рынки, нарядные площади со множеством увеселительных заведений, — все это мало чем уступало в великолепии только-только воздвигавшемуся тогда Кремлю.

А сейчас эти дворы пустовали. Черные, покосившиеся дома зияли бездонными провалами окон. По опустевшим улочкам гулял ветер, носивший мусор. И повсюду — бедные, обреченные люди, глядевшие на них с нескрываемой надеждой.