Искра и Тьма (СИ)

Семен возненавидел этот Воиград. Он проклял Блажена, ввергнувшего цветущий край в бездну. Он еле сдерживался, видя, как дубичские братья с приспешниками, словно ненасытные псы, готовы вонзить зубы в этот гниющий кусок.

Он хотел сбежать.

Семен жаждал уединения. Однако все же привычно пришел к казармам, где расположилось большинство багунов. Заметив шумную компанию во дворе, он остановился, но было поздно.

— Эй, батько! — заорал Тур. — Подь сюда! Выпьем! Смотри, чаво мы надыбали! Бражку, едрить твою мать! У попов! Взяли в оборот одного ихнего — кажись, его зовут Клеарх. И тряханули гада — сразу все отдал, чертов сын!

— Уж больно гадка, — проворчал Ляшко. — Не пей, Семен. Лично мне не лезет. Тьфу!

— Не хочу я пить, — буркнул Семен, жалея, что пришел сюда. «Можно было исчезнуть куда-нибудь, — подумал он. — Так нет, опять приперся. Эх, ноги мои, ноги…»

Искомая бутыль, оплетенная ивовыми прутьями, стояла прямо на земле. Десять или двенадцать человек расположились вокруг нее тесным кругом: кто на пеньке, кто на ведре, а кто и на траве, поджав под себя ноги.

— Че смурен-то? Не налил Военег али как? — поинтересовался Тур. — Так мы щас енто дело поправим.

— Нет, не надо. Пойду лучше прогуляюсь.

— Прогуляюсь? — переспросил Леваш, открыв рот.

— А! Так ты девку какую хошь… тово? — спросил Тур.

— Может быть.

— Выпей для храбрости.

— Чего?

— Правильно, — сказал Мал. — Багунам, ядрена вошь, перед боем незачем храбриться. А что есть грех, как не самый бой?

— А раз бой, — изрек Тур, подняв треснутую деревянную кружку, медленно истекающую церковным самогоном, — так вонзи в нее свой меч! По самые, едрить ее, помидоры. И поворочь там как следует!

— Непременно, — бросил Семен, удаляясь и радуясь, что так быстро отвязался.

«И куда идти? — думал он, бесцельно бродя по переулкам. — Что делать? Надо бы найти укромное местечко и обдумать, как мне смыться и куда смыться».

Позади казарм находился длинный приземистый кирпичный сарай, крытый обомшелой черепицей и окруженный одичавшей тополиной рощицей. Около одной из отдушин кружила сипуха, держа в клюве крысу. Семен остановился. В отдушине находилось гнездо, и невидимые птенцы издавали громкий писк, видимо, почуяв мать. Семен уселся под одинокой березой, прислонился к стволу и, сунув соломинку в рот, начал следить за полетом сипухи.

Она сунулась в дыру и спустя минуту вылетела. Покружила около, убедилась, что поблизости нет хищников, вспорхнула ввысь и исчезла в голубой дали.

«А я — разве не хищник? — мысленно спросил ее Семен. — Откуда ты знаешь, что я не залезу к тебе в дом и не поем твоих детишек?»

Семен повесил голову. Тишина. Храп коней в стойлах, мат багунов, шорох деревьев.

Стоп. Шелест. Кто-то находился в рощице за сараем. Шуршала первая палая листва, хрустели ветки, скрипели сапоги.

До Семена донеслись голоса. Кто бы это мог быть? И здесь? Семен подкрался к сараю. Голоса послышались отчетливей, но слов он не разбирал. «Зачем мне это нужно? — заворчал Семен, подкрадываясь ближе, вдоль стены сарая, к высоким зарослям крапивы. — Воровская привычка, будь я неладен. Ведь не успокоюсь. Ну и ладно, не я один тут такой. Потешу себя, ежели, конечно, там не какие-нибудь голубки. Да нет, в таком-то месте?»

— Итак, договорились, — прозвучал до боли знакомый голос, и Семен замер. Военег. — Вечером, ближе к ночи.

Что ответил его собеседник, Семен не понял, но голос был ему не знаком. Чужак.

— Я прошу, — продолжил Военег. — Без выкрутасов. Как обычно. Ты знаешь.

Снова хрипловатый голос, выдавший короткую фразу, из которой Семен разобрал только: «…сразу…»

— Очень хорошо, — сказал Военег. — А вы позаботитесь…

Собеседник слегка закашлялся, заглушив последние слова князя.

— Да-да… непременно…

«И Лавр тут…»

— Так, расходимся, — скомандовал Военег, и все трое — хотя, судя по шагам, четверо — поспешили покинуть место тайного совещания.

Семен сидел там еще долго, обдумывая услышанное. И чем дольше он думал, тем больше укоренялся в решении сбежать. «Не будь я вор, — думал он, — если не исчезну. Как говорится, бывших воров не бывает — мастерство, оно никуда не денется. Вот и хорошо. Будьте здесь без меня, братки. Начну новую жизнь. Тихую. Мирную. В деревянном, черт побери, доме. Сам построю».

Весь день все три рассорившиеся стороны провели в гордом одиночестве. Военег посетил библиотеку и занялся там чтением «Хроник Двенгана», услужливо предложенных ему Асмундом. Андрей, которого он намеревался там застать, в библиотеке так и не показался — Асмунд объяснил, что князь плохо себя чувствует и лежит в своей опочивальне. Военег хотел было пойти к нему, но сидевший неподалеку Доброгост посоветовал этого не делать.

«Его высочество очень и очень зол, — сказал писарь. — И мучается сильными болями. Вряд ли вы чего-то от него добьетесь, кроме… грубостей».

Борис, что удивительно, весь день просидел в облюбованном им домике в саду, неподалеку от библиотеки. Из оного домика (живописного деревянного сруба с печкой и с резным крыльцом) весь день доносились охи и вздохи. Этот домик, кстати, в народе звался Колыбельным.