Искра надежды

Он считал неправильным швырять деньги на ветер, поэтому не одобрял тяжелые ящики, которые обычно доставляют под входные двери на бронированных автомобилях. Копы отходят на то время, пока стрелок заберет ящик, вернется в свое убежище и поднимет трубку. Хью просто хотел, чтобы стрелок знал, что сейчас ему будет звонить он, переговорщик.

— Внимание! — заговорил он в мегафон. — Это детектив, лейтенант Хью Макэлрой, полиция Джексона. Через минуту я позвоню по стационарному телефону. — Он поднял свой сотовый — на случай, если кто-то смотрит через зеркальное окно.

В повисшей тишине Хью слышал симфонию июньских жуков и гортанное контральто машин на скоростном шоссе вдали. Он представил себе Рен, прячущуюся в подсобке: как она напряглась, услышав его голос. Он адресовал слова стрелку, но в глубине души обращался к ней.

— Я просто хочу поговорить, — добавил Хью, отложил мегафон и набрал номер клиники.

Джордж всегда считал себя уважаемым человеком — добрым христианином и хорошим отцом. А что, если это ни к чему хорошему не приводит? Тебя продолжают обманывать, плевать на тебя, никто тебя не слушает… Теперь им придется его выслушать.

И, как будто по его желанию, металлический, усиленный аппаратурой голос просочился сквозь стены клиники: «Это детектив, лейтенант Хью Макэлрой, полиция Джексона».

Джордж сразу почувствовал этот напряженный оптимизм, заискрившийся в душах заложников: прибыла помощь, они не одни. В глубине же своего существа Джордж понимал, что именно таким и будет дальнейшее развитие событий: кто-то обязательно явится спасать этих людей. Так что его дело — спасать себя.

Как-то в детстве Джордж обнаружил в лесу кровавый след и дошел по нему до браконьерского капкана, где койот отгрыз себе лапу, чтобы сбежать. Несколько месяцев он просыпался в поту посреди ночи — его преследовал этот кошмар с отгрызенной лапой. Интересно, тот койот хоть выжил? Стоило ли приносить такую жертву, чтобы начать все сначала?

Лиль он не винил. Господи, она ведь еще ребенок, просто не ведала, что творила. Поэтому он с легкостью возложил всю вину на людей из клиники, так поступивших с ней.

Пистолет казался продолжением его руки, его собственной конечностью. Он не мог отгрызть ее в надежде выжить, в эту ловушку он загнал себя сам.

На стойке регистратуры с осколками разбитого стекла зазвонил телефон.

Перед Хью возник современный эквивалент «проблемы вагонетки» — этой старой этической дилеммы. Вот несется по рельсам вагонетка, у которой отказали тормоза. Впереди пятеро людей, которые не могут пошевелиться, а вагонетка несется прямо на них. Однако на запасных путях находится один-единственный человек, который так же не способен пошевелиться. Вы позволите вагонетке нестись и дальше по своим рельсам и убить пять человек? Или переведете стрелку и убьете одного человека, который в противном случае остался бы жив?

До сегодняшнего дня Хью ответил бы, что меньшее из двух зол — пожертвовать жизнью одного, чтобы спасти жизнь пятерых. Но ситуация кардинально меняется, когда на железнодорожной стрелке — ваша рука, а предполагаемый человек на запасных путях — кто-то из ваших близких.

Казалось, на одном пути Бекс, а на запасном — Рен. А если попытки вовлечь стрелка в разговор займут столько времени, что раненая Бекс не выживет? А если он, пытаясь как можно скорее помочь Бекс, разрешит ситуацию силой и Рен окажется на линии огня?

Хью набрал номер клиники и стал прислушиваться к звонкам. Телефон все звонил и звонил. Благодаря Рен он знал, что никто не отвечает не потому, что внутри все убиты, включая и самого стрелка. Потому он нажал отбой и снова набрал номер.

Когда родилась Рен, Хью был уверен, что с ним что-то не в порядке. Он просто не мог восхищаться этим слюнявым, выматывающим все силы живым свертком. Даже когда люди подходили и восхищались ее огромными голубыми глазами и густыми волосами, он, конечно, улыбался и кивал, сам же тайком считал, что она похожа на крошечного инопланетянина. Безусловно, он ее обожал, готов был жизнь за нее отдать. Однако, принимая свой отцовский долг, Хью не ощущал той внутренней связи, которую описывали другие.

«Подожди немножко», — сказала ему тогда Бекс и, как всегда, оказалась права.

Это чудо случилось, когда Рен было три годика и воспитательница из детского сада как бы между прочим упомянула, как мило Рен и какой-то мальчик по имени Шахид играли вместе в дочки-матери. «Кто такой Шахид?» — поинтересовался он в тот же день, когда вез дочь домой. «А, — махнула рукой Рен, — мой жених».

Когда он впервые увидел, как Рен на детской площадке держится с Шахидом за руки, Хью физически ощутил, что мир перевернулся. В это мгновение он понял, что Рен ему не принадлежит. На самом деле это он, Хью, принадлежит Рен.