Искра надежды

— Н-но… там же… уб-б-бийца… — Каждое слово давалось Джанин с большим трудом.

— Знаю. Однако она может умереть от потери крови. Мне нужно сходить за бинтами и сделать ей перевязку. А вы, пожалуйста, не переставая давите вот сюда, — показала Иззи своей рукой. — Обещаю, что мне потребуется не больше минуты, потом вы сможете уйти.

Джанин бросила взгляд на входную дверь, которая была уже так близко…

— Вы можете спасти свою жизнь, — перехватила этот взгляд медсестра, — а можете спасти и ее жизнь тоже.

Если бы Джанин сказала, что ее заботят исключительно жизни еще не рожденных младенцев, это было бы неправдой. Она опустилась на колени рядом с медсестрой и стала зажимать сосуды там, где была рука сестры.

— А эту женщину зовут Бекс, — сообщила Иззи, когда они с Джанин коротко познакомились. — Нажимайте как можно сильнее. — И тут же исчезла, оставив активистку давить изо всех сил на грудь незнакомой женщины.

— Я делаю вам больно? — обеспокоенно спросила Джанин.

Женщина покачала головой.

— Вам… надо уходить, — с удивлением глядя на незнакомую девушку, согласившуюся ей помочь в такой смертельно опасной ситуации, проговорила Бекс и слабым движением подбородка указала на дверь.

Джанин, у которой между пальцев уже просачивалась кровь, поняла, что эта женщина в буквальном смысле отпускает ее на волю, дает возможность спастись. Но сможет ли Джанин после этого жить со спокойной совестью?

— Бекс, — обратилась она к женщине, улыбаясь, словно ей совсем не было страшно, — вы умеете молиться?

Джордж прислонился к стене, ловя ртом воздух. Он задыхался, как будто пробежал милю за четыре минуты. Руки тряслись.

То, что он сделал, надлежало сделать, и он не сомневался, что Господь Бог его простит. Сказано же у пророка Исайи в главе 43, стихе 25: «Я, Я Сам изглаживаю преступления твои ради Себя Самого и грехов твоих не помяну». Однако была большая разница между тем праведным гневом, который владел им, пока он был за рулем, и реальным ощущением отдачи пистолета с каждым выстрелом. Хотя Джордж понимал, что это нелепо, но ему казалось, что отдача сильнее, когда пули врезаются в живую плоть, а не в картонную мишень.

Он опустил глаза: джинсы были запятнаны кровью. Ну что ж, он не первый, кто ее проливает.

Никто никогда не сможет сказать, что он не руководствовался высокой моралью. Того, что случилось с Лиль, он исправить не может, зато может свершить возмездие. Их всех следовало наглядно научить тому, чему он не сумел научить Лиль: один лишь Бог властен дать жизнь и отнять ее.

Джордж взглянул на зажатый в руке пистолет. После службы он уже успел позабыть, каково это — смотреть, как люди умирают. Там, в Боснии, человек, разбивший голову о бровку тротуара, схватил Джорджа за руку и посмотрел ему в глаза так, словно между ними натянута некая нить и, пока он не моргнет, она не оборвется, благодаря чему босниец останется в мире живых.

Это чувство вернулось к Джорджу в тот момент, когда он начал стрелять здесь, в клинике, и первой убил владелицу. Он видел ее глаза, вдруг потускневшие, как догорающая свеча. А вторая женщина, в которую он выстрелил… ну, это был несчастный случай. Войдя в здание, ее он даже не заметил, не сводил взгляда со стойки регистрации и той, что сидела за ней. Но когда та женщина начала кричать, он был вынужден как-то заставить ее замолчать. Вынужден! Просто его тело среагировало быстрее, чем разум.

Джордж убеждал себя, что сделанное им ничем не отличается от того, что он делал в армии. На войне убивать — не преступление, а выполнение боевого задания. А ведь сегодня он сражался в рядах армии Господа. Ангелы же не всегда служили вестниками, одним мановением руки они были способны стереть с лица земли целый город. Иной раз насилие требовалось для того, чтобы напомнить падшим о могуществе Божьем.

Если бы люди время от времени не теряли милости Божией над собою, то они бы и не сознавали, насколько счастливы, когда милость эта простерта над ними.

И все-таки Джорджу подумалось: не мучаются ли порой бессонницей те ангелы, кому выпало стереть с лица земли Содом и Гоморру, и тот, кто уничтожил до последнего человека всю армию Сеннахериба. Интересно бы знать, не мерещатся ли этим ангелам на каждом шагу лики убиенных ими.

Когда он выстрелил в ту женщину, в приемной, она шагнула вперед, как будто приносила себя в жертву.

«Я это делаю ради тебя, — подумал он, мысленно произнося имя своей дочери, и, оторвавшись от стены, двинулся вперед. — Это я делаю ради тебя».

Когда Бет была маленькой, она разбрасывала по полу подушки с дивана и представляла, что вокруг бушует лава, а она перепрыгивает с островка на островок в этом кипящем мире. Теперь она стала старше, но окружающий мир по-прежнему кипел и бурлил от несправедливости, а Бет изо всех сил пыталась пробраться сквозь эту гремучую смесь.

За всю жизнь она не чувствовала себя такой одинокой, но виновата в этом была она сама.