Искра жизни

Сельма Нойбауэр встала и подошла к шкафу. Она отворила дверцу и вынула несколько пакетов белья. Затем извлекла из глубины отделения шкатулку и открыла ее. Там оказались золотые портсигары, пудреницы, несколько клипсов с бриллиантами, две рубиновые броши и несколько перстней.

— Вот, — сказала она. — Все это я купила в последние годы, потихоньку от тебя. На свои деньги и на то, что сэкономила из хозяйственных. А еще на те, что получила, продав акции. Сегодня за эту бумагу никто гроша ломаного не даст. Все их фабрики лежат в развалинах. А вот это всегда остается в цене. И можно взять с собой. Как бы я хотела, чтобы у нас все было вот так же!

— Взять с собой! Взять с собой! Ты говоришь так, будто мы преступники и должны бежать…

Сельма складывала драгоценности обратно в шкатулку. Почистила портсигар рукавом своего платья.

— С нами вполне может случиться то же самое, что случилось с другими, когда вы пришли к власти, разве нет?

Нойбауэр подскочил.

— Тебя послушать… — начал он яростно, но тут же беспомощно осекся. — Повеситься можно. У других жены как жены, все понимают, утешат, когда муж со службы придет, развеселят, развлекут. А ты только и знаешь, что каркать да причитать: «Если бы ты меня слушал…» — и опять беду накликивать! Целый день! И ночью тоже! Даже ночью покоя нет! Заладила: продавай да продавай!

Сельма его не слушала. Она засунула шкатулку обратно в глубь шкафа и заложила ее бельем.

— Бриллианты, — сказала она. — Хорошие, чистой воды бриллианты. Без всякой оправы. Только самые лучшие камни. Один карат, два карата, три — до шести или семи, если удастся найти. Это самое надежное. Вернее всех твоих бумаг, садов-огородов, участков и домов. Твой адвокат тебя надул. Я уверена, он комиссионные с двух сторон получал. А бриллианты можно спрятать. Зашить в одежду. На худой конец, даже проглотить, не то что твои участки.

Нойбауэр в ярости уставился на жену.

— Ты только послушай себя! Сперва ты впадаешь в истерику из-за нескольких бомб, а потом вообще начинаешь рассуждать, словно жид, который за деньги кому угодно глотку готов перерезать!

Она смерила его взглядом, полным презрения. Оглядела всего, с ног до головы: сапоги, мундир, револьвер, усики.

— Евреи никому глоток не режут. Евреи заботятся о своих семьях. Гораздо лучше, чем германцы-сверхчеловеки. Евреи знают, что надо делать в тяжелые времена.

— Вот как? И что же они такое знают? Если бы они и впрямь что-то знали, уж тут-то не остались бы и мы бы не сцапали большинство из них.

— Они не могли поверить, что вы сделаете с ними то, что вы сделали. — Сельма Нойбауэр потерла виски одеколоном. — И не забывай, что все вклады в Германии с 1931 года были заморожены. С того времени, как Дармштадский и Национальный банки почти обанкротились. Именно из-за этого многие не смогли уехать. А вы их потом сцапали. Герои просто. И точно так же ты теперь хочешь остаться. И точно так же они теперь сцапают всех вас.

Нойбауэр испуганно оглянулся по сторонам.

— Тихо ты! Вот черт! Где служанка? Если тебя кто услышит, мы пропали! Народный суд не щадит никого! Им достаточно одного доноса.

— У служанки отгул. А почему, собственно, с вами не могут сделать того же, что вы делали с другими?

— Да кто? Жиды? — Нойбауэр рассмеялся. Ему вспомнился Бланк. Он попробовал вообразить, как Бланк будет пытать Вебера. — Да их лишь бы не трогали, и они уже счастливы.

— Не евреи. Американцы. Англичане.

Нойбауэр снова рассмеялся.

— Эти-то? А они и подавно! Им до этого и дела нет. Такие сугубо внутриполитические вещи, как наш лагерь, их вообще не интересуют. У нас с ними дела внешнеполитические, военные. Тебе это непонятно?

— Нет.

— Они же демократы. И обращаться с нами будут корректно, если выиграют войну, что тоже, кстати, еще вопрос. По-военному. Корректно. Мы им уступили в честном бою. Они же просто не могут иначе! Это их мировоззрение! С русскими — там совсем другой разговор. Но русские далеко, они на востоке.

— Что же, сам увидишь. Оставайся, если хочешь.

— Так точно, увижу. И останусь. Кстати, может, ты мне заодно скажешь, куда бы мы могли отправиться, если бы, допустим, захотели уехать?

— С бриллиантами мы уже давным-давно могли бы в Швейцарию…

— «Могли бы»! — Нойбауэр хрястнул кулаком по столу. Пивная бутылка перед ним аж подпрыгнула. — Если бы да кабы! Опять?.. Ну как бы мы там оказались, как?! Украсть самолет и перелететь через границу, что ли? Хватит ерунду молоть!

— Не надо красть самолет. Мы могли бы несколько раз съездить туда в отпуск. И брать с собой деньги и драгоценности. Две, три, четыре поездки. Всякий раз все оставлять там. Я знаю людей, которые именно так и поступили…

Нойбауэр подбежал к двери. Открыл ее и притворил снова. Потом вернулся.

— Ты знаешь, как называется все, о чем ты сейчас говоришь? Измена родине в чистом виде! Если хоть слово из того, что ты сказала, станет известно, тебя расстреляют на месте!

Сельма смотрела на него в упор. Глаза ее сверкнули.

— Ну и? Что ж ты медлишь? Давай, покажи, какой ты герой. Заодно и от опасной жены избавишься. Тебе, наверно, так даже удобней…