Искра жизни

Два часа спустя труповозка собирала в зоне последние трупы.

— А с этими что? — лениво спросил дежурный эсэсовец. — Их тоже берем?

— Да это двое из карцера.

— Окочурились?

— Похоже на то.

Тут эсэсовец увидел, что рука пятьсот девятого медленно сомкнулась в кулак, а потом снова разжалась.

— Еще не совсем, — сказал он.

У него ломило поясницу. Этой ночью они с Фрици в «Летучей мыши» задали жару. Он даже зажмурился. Все-таки он выиграл пари у этого Гофмана. Гофман с Вильмой был. Бутылка «Хенесси». Отличный коньяк. Но сейчас он как выжатый лимон.

— Узнайте в карцере или в канцелярии, куда их, — приказал он одному из носильщиков.

Вскоре тот вернулся. Вместе с ним торопливой походкой прискакал рыжий писарь.

— Эти двое из карцера освобождены, — сообщил он. — Их надо в Малый лагерь. Их еще днем должны были выпустить. В комендатуре есть приказ.

— Тогда уберите их отсюда. — Эсэсовец лениво просмотрел свой список. — У меня тридцать восемь отходняков. — Он пересчитал трупы, аккуратными рядками разложенные перед входом в крематорий. — Тридцать восемь. Все правильно. Уберите этих, а то они мне счет собьют.

— Четыре человека ко мне! Отнести в Малый лагерь! — гаркнул надзиратель носильщикам.

Те подошли, подхватили бесчувственные тела за руки, за ноги.

— Сюда давайте, — шептал рьжий писарь. — Скорей! Подальше от трупов. Вот сюда.

— Да они уже, считай, что там, — сказал один из носильщиков.

— Заткнись! Делай что тебе говорят!

Носильщики оттащили пятьсот девятого и Бухера из-под стены. Рыжий склонился над ними и прислушался.

— Живы еще! Тащите носилки! Скорей!

Он пугливо огляделся. Боялся, что появится Вебер, вспомнит отказников и без долгих слов прикажет повесить. Он дождался, пока вернутся носильщики с носилками. Носилки были неказистые, сколоченные из неструганых досок, — а какие еще нужны для трупов?

— Грузите! Да скорей же!

Лагерный плац между главными воротами и крематорием был самым опасным участком зоны. Здесь почти всегда слонялись эсэсовцы, да и шарфюрер Бройер был поблизости. А он очень не любил хоть кого-то выпускать из своего карцера живым. Приказ Нойбауэра был исполнен, пятьсот девятый и Бухер формально из карцера выпущены, и теперь ничто не мешало открыть на них охоту. Теперь кто угодно мог отвести на них душу, не говоря уж о Вебере, для которого, знай он, что эти двое еще живы, отправить их на тот свет было просто делом чести.

— Ну что за дурь! — заартачился один из носильщиков. — Сегодня тащи их через всю зону в Малый лагерь, а завтра с утра, как пить дать, волоки обратно. Они же двух часов не протянут!

— Это не твоего ума дело, идиот! — Рыжий был вне себя от ярости. — Бери и неси, ясно? Двигай! Неужто среди вас ни одного умного нет?

— Ну, есть, — отозвался пожилой лагерник, уже ухватившийся за носилки с пятьсот девятым. — А что с ними такое? Что-нибудь особенное?

— Они из двадцать второго барака. — Писарь еще раз огляделся по сторонам и подошел к носильщику поближе. — Это те двое, которые позавчера отказались подписать.

— Что подписать?

— Заявление на добровольное участие в опытах лекаря-живодера. Четверых других он забрал.

— Что? И их не повесили?

— Нет. — Писарь прошел еще несколько шагов рядом с носилками. — Их надо доставить обратно в барак. Такой был приказ. Выполняйте скорей, пока их никто здесь не увидел.

— Вон оно что. Понятно!

И носильщик так резво рванулся вперед, что носилками чуть не сбил с ног своего напарника.

— Ты что? — взвился тот. — Совсем рехнулся?

— Нет. Давай-ка сперва этих двух отсюда утащим. А потом я тебе все объясню.

Писарь отстал. Две пары носильщиков удалялись теперь сосредоточенно и быстро, пока не скрылись за административным корпусом. Солнце клонилось к закату. Пятьсот девятый и Бухер провели в карцере на полдня больше положенного. В этой маленькой творческой вариации начальственного приказа Бройер не смог себе отказать.

Передний носильщик обернулся.

— Так в чем дело? Что, какие-нибудь важные птицы?

— Нет. Но это двое из тех шестерых, которых Вебер в пятницу забрал из Малого лагеря.

— За что же их так отделали? Видок у них — будто их пропустили через мясорубку.

— Считай, что так. Ведь они отказались идти на опыты к живодеру. Это в лаборатории около города, писарь, рыжий этот, сказал. Туда уже многих забрали.

Передний носильщик даже присвистнул.

— Вот черт! И после этого они еще живы?

— Как видишь.

Передний все еще недоверчиво тряс головой.

— И их даже выпустили из карцера? Не повесили? Это как же понимать? Что-то я такого не припомню.

Они дошли до первых бараков. Хотя было воскресенье, бригады целый день вкалывали и лишь недавно вернулись с работ. На дорожках зоны было полно арестантов. Сенсационная весть распространилась с быстротой молнии.

В лагере знали, куда и зачем забрали тех шестерых. Знали и о том, что пятьсот девятый и Бухер угодили в карцер — слух об этом дошел из канцелярии и тут же забылся. Никто не ждал их обратно живыми. Но они вернулись — и даже тот, кто ничего не знал, сразу видел: вернулись они не потому, что не понадобились; тех, кто не нужен, так не избивают.