Искра жизни

XIX

– Бруно, – сказала Сельма Нойбауэр спокойным голосом. – Не будь дураком. Думай, пока другие не начали думать. Это наш последний шанс. Продавай все, что можешь продать. Участки, сад, этот дом – все, с убытком, без убытка, не важно.

– А деньги? На что нам деньги? – Нойбауэр сердито встряхнул головой. – Если все, что ты говоришь, верно, во что превратятся деньги? Ты что, забыла инфляцию после той войны? Нынешняя марка стоила миллиард. Материальные ценности – единственное, что тогда спасало!

– Правильно, материальные ценности! Но такие, чтобы их можно было унести в кармане.

Сельма Нойбауэр встала и подошла к шкафу. Она отворила дверцу и вынула несколько пакетов белья. Затем извлекла из глубины отделения шкатулку и открыла ее. Там оказались золотые портсигары, пудреницы, несколько клипсов с бриллиантами, две рубиновые броши и несколько перстней.

– Вот, – сказала она. – Все это я купила в последние годы, потихоньку от тебя. На свои деньги и на то, что сэкономила из хозяйственных. А еще на те, что получила, продав акции. Сегодня за эту бумагу никто гроша ломаного не даст. Все их фабрики лежат в развалинах. А вот это всегда остается в цене. И можно взять с собой. Как бы я хотела, чтобы у нас все было вот так же!

– Взять с собой! Взять с собой! Ты говоришь так, будто мы преступники и должны бежать…

Сельма складывала драгоценности обратно в шкатулку. Почистила портсигар рукавом своего платья.

– С нами вполне может случиться то же самое, что случилось с другими, когда вы пришли к власти, разве нет?

Нойбауэр подскочил.

– Тебя послушать… – начал он яростно, но тут же беспомощно осекся. – Повеситься можно. У других жены как жены, все понимают, утешат, когда муж со службы придет, развеселят, развлекут. А ты только и знаешь, что каркать да причитать: «Если бы ты меня слушал…» – и опять беду накликивать! Целый день! И ночью тоже! Даже ночью покоя нет! Заладила: продавай да продавай!

Сельма его не слушала. Она засунула шкатулку обратно в глубь шкафа и заложила ее бельем.

– Бриллианты, – сказала она. – Хорошие, чистой воды бриллианты. Без всякой оправы. Только самые лучшие камни. Один карат, два карата, три – до шести или семи, если удастся найти. Это самое надежное. Вернее всех твоих бумаг, садов-огородов, участков и домов. Твой адвокат тебя надул. Я уверена, он комиссионные с двух сторон получал. А бриллианты можно спрятать. Зашить в одежду. На худой конец, даже проглотить, не то что твои участки.

Нойбауэр в ярости уставился на жену.

– Ты только послушай себя! Сперва ты впадаешь в истерику из-за нескольких бомб, а потом вообще начинаешь рассуждать, словно жид, который за деньги кому угодно глотку готов перерезать!

Она смерила его взглядом, полным презрения. Оглядела всего, с ног до головы: сапоги, мундир, револьвер, усики.

– Евреи никому глоток не режут. Евреи заботятся о своих семьях. Гораздо лучше, чем германцы-сверхчеловеки. Евреи знают, что надо делать в тяжелые времена.

– Вот как? И что же они такое знают? Если бы они и впрямь что-то знали, уж тут-то не остались бы и мы бы не сцапали большинство из них.

– Они не могли поверить, что вы сделаете с ними то, что вы сделали. – Сельма Нойбауэр потерла виски одеколоном. – И не забывай, что все вклады в Германии с 1931 года были заморожены. С того времени, как Дармштадский и Национальный банки почти обанкротились. Именно из-за этого многие не смогли уехать. А вы их потом сцапали. Герои просто. И точно так же ты теперь хочешь остаться. И точно так же они теперь сцапают всех вас.

Нойбауэр испуганно оглянулся по сторонам.

– Тихо ты! Вот черт! Где служанка? Если тебя кто услышит, мы пропали! Народный суд не щадит никого! Им достаточно одного доноса.

– У служанки отгул. А почему, собственно, с вами не могут сделать того же, что вы делали с другими?

– Да кто? Жиды? – Нойбауэр рассмеялся. Ему вспомнился Бланк. Он попробовал вообразить, как Бланк будет пытать Вебера. – Да их лишь бы не трогали, и они уже счастливы.

– Не евреи. Американцы. Англичане.

Нойбауэр снова рассмеялся.

– Эти-то? А они и подавно! Им до этого и дела нет. Такие сугубо внутриполитические вещи, как наш лагерь, их вообще не интересуют. У нас с ними дела внешнеполитические, военные. Тебе это непонятно?

– Нет.

– Они же демократы. И обращаться с нами будут корректно, если выиграют войну, что тоже, кстати, еще вопрос. По-военному. Корректно. Мы им уступили в честном бою. Они же просто не могут иначе! Это их мировоззрение! С русскими – там совсем другой разговор. Но русские далеко, они на востоке.

– Что же, сам увидишь. Оставайся, если хочешь.

– Так точно, увижу. И останусь. Кстати, может, ты мне заодно скажешь, куда бы мы могли отправиться, если бы, допустим, захотели уехать?

– С бриллиантами мы уже давным-давно могли бы в Швейцарию…

– «Могли бы»! – Нойбауэр хрястнул кулаком по столу. Пивная бутылка перед ним аж подпрыгнула. – Если бы да кабы! Опять?.. Ну как бы мы там оказались, как?! Украсть самолет и перелететь через границу, что ли? Хватит ерунду молоть!